Генерал Зима

— Мы случайно повредили коаксиальный кабель, ведущий к вашей резиденции — честное слово, мы не виноваты, подрядившая нас организация не указала его на плане. Я пытался понять, куда он ведет. Да вот еще это…

Я показал консоль.

— У меня чистые руки. Честно.

И в самом деле, я мыл их только вчера.

— Бросьте это в мусорный бак, — отрезала мадам. — А насчет кабеля не волнуйтесь так — я вызову нашего электрика, он сам все проверит.

— Нет, не выбрось, — из окна снова появилась девочка-палочка. — Это моя любимая консоль. Пусть дядя принесет ее сюда, а я угощу его твоими пирожными.

— Но этот господин совсем не хочет есть.

Какой фальшивый голос был у этой мадам. Но девочка сразу опровергла свою мамашу.

— Он только что сказал, что хочет. Пусть придет сюда и мы вместе поедим. Пожуем-поболтаем.

На лице женщины выписалось страдание. Ее можно было понять и даже представить себя на ее месте. Богатые тоже плачут, страдают, переживают — это нам, голи перекатной, внушили с помощью бесконечных мыльных сериалов. С одной стороны эта мадам привыкла угождать своему странному ребенку, с другой — я был для нее опасен. Какой-то подонок из низших слоев, наверняка криминальный, скорее всего, несущий биологические и информационные вирусы, инфосифилитик, сифоинфилитик. Наверное, еще год назад я застеснялся бы и оставил ее самостоятельно решать проблемы со своим ребенком. Но за этот год моя совесть куда-то подевалась, сдулась, исчахла.

— Эй, давай, поднимайся на второй этаж, — знай себе нудила «палочка». — Чего тянешь, что ты там стоишь, как памятник?

— Если вы не возражаете, хозяюшка, я зайду на десять минут. Так, наверное, будет лучше для вашей малышки. И, кроме того, мне есть, что сказать ей насчет правильного питания.

На лице женщины обозначился перелом. Душевный перелом.

— Ну, хорошо, десять. Я сейчас спущусь и открою вам.

И дверь действительно распахнулась. Чтобы я мог войти, хозяйке пришлось отключать робостража, который уже потянул ко мне свои щупальца.

— Выдохните сюда, пожалуйста.

Я дыхнул в трубку, на ней зажегся зеленый индикатор. Теперь хоть буду знать, что у меня нет туберкулеза и серозного менингита. А вши, надеюсь, не разбегутся — не кони же.

Впрочем, дальше первого этажа мне подняться не дали. Бдительная женщина остановила меня в подсобке около кухни. Ничего такая подсобка, я бы согласился в ней прожить всю оставшуюся жизнь, особенно если будет доступ на кухню — а там картошечка сама чистится, кастрюльки сами по плите скачут на магнитных подушках, а холодильник рассказывает и показывает, какие блюда можно изготовить из всякой снеди, лежащей у него во чреве.

Вбежала девочка-палочка. Даже влетела. Похоже, ее легкое тельце перемещалось под действием сквозняка.

— Гамбургер хочешь?

— Давай вначале твою консоль проверим.

— Да дерьмово она работает, уже неделю. Поэтому я и выбросила ее в окно, когда онлайн вырубился. Папа говорит, что может ее починить, только ему неохота свое время тратить на эту окаменелость.

— Мне охота. Я тоже окаменелость.

Консоль включилась по голосовой команде и начала загружать операционку «Линукс Убунту». Штучка, в самом деле, антикварная, с корпусом из какого-то золотистого металла и изумрудными кнопками. А неисправность оказалась хиленькой — один из дисковых разделов переполнился. Сто лет неиспользовавшиеся файлы я удалил, файл подкачки уменьшил. Это минут десять у меня заняло.

— Так ты получается круче моего папы, — подытожила «палочка», дотошно проверив работу консоли.

— Я бы этого не сказал. Просто твой папа — человек будущего, а я — вождь одного маленького забытого племени, в котором кроме меня никто уже не числится.

— А где твои перья, вождь?

— Потерял, потому что носил набекрень, как матросы бескозырку. Ладно, я пошел, меня уже бизоны заждались.

— Ты ж голодный, — напомнила девочка. — У нас весь холодильник забит жратвой. А холодильник у нас здоровенный, как шкаф. Даже не понимаю, зачем нам такой холодильник?

— Попробуйте мои жареные колбаски, — вымучила из себя хозяйка, — это баварские охотничьи вурстхен.

Честно говоря, я на эти «вурстхен» набросился как бешенный зверь, с утра же почти не жрамши, у меня на свежем воздухе аппетит зашкаливает. Соблюсти декор уже не получилось. Я, если б представилась возможность, и хозяйку бы сожрал. Пухленькая такая.

— Ты присоединяйся, — переведя дух, сказал я «палочке». — Как звать твое превосходительство?

— Николь. Никки.

Что ж это с именами нынче творится? Куда Маши-Наташи подевались, растаяли что ли как снегурочки вместе с полярными льдами?

— А чего сама не ешь-то? Ты же настоящий гвоздь, Никки. Вырастешь, будешь как вешалка. На тебя тогда пальто будут вешать по ошибке.

— Уже ем, — сказала девочка и откусила от колбаски под восхищенные взгляды своей мамаши, потом еще и еще. — А я не хотела есть, потому что мир — ужасен. Он — противный!

— И плевать на мир. Чего о нем думать? Он-то про нас не думает. А чем он тебе ужасен?