Генералиссимус. Книга 1.

Розенгольц:– Уже после суда над Пятаковым пришло письмо от Троцкого, в котором ставился вопрос о необходимости максимального форсирования военного переворота Тухачевским. В связи с этим было совещание у меня на квартире.

Вышинский: —А что это за письмо было, нельзя ли подробнее узнать?

Розенгольц:– Там Троцким ставилось несколько вопросов. Прежде всего указывалось, что если будут медлить, то произойдет то, что по частям будут разгромлены все контрреволюционные силы. Поэтому, поскольку уже значительный разгром кадров произведен, необходимо ряд возможных акций максимально ускорить.

Вышинский: —Например?

Розенгольц:– Главным образом ставилось два вопроса:

первый вопрос – относительно того, чтобы в ответ на приговор по делу Пятакова ответить террористическими актами.

Вышинский: —То есть на приговор суда?

Розенгольц:– В ответ на приговор суда о расстреле Пятакова ставился вопрос об организации террористических актов.

Вышинский:– В отношении кого?

Розенгольц:– В отношении руководителей партии и правительства и вопрос в отношении максимального форсирования военного переворота.

Вышинский:– Позвольте Крестинского сейчас спросить. (Крестинскому): – Вы подтверждаете это?

Крестинский: —Да, подтверждаю. Совещание это было у Розенгольца. Это было в начале апреля. Мы на этом совещании говорили уже об аресте Ягоды и исходили из этого ареста как из факта. Об аресте Ягоды я узнал 2—3 апреля. Значит, это было в апреле месяце.

Вышинский:– Вы были также осведомлены об участии Ягоды в заговоре?

Крестинский: —Да, я об этом уже говорил вчера.

Вышинский:– Садитесь. Обвиняемый Розенгольц, продолжайте.

Розенгольц:– Тут же встал вопрос о террористическом акте. Мы с Крестинским обсуждали вопрос о возможном террористическом акте в отношении Председателя Совнаркома Молотова.

Вышинский:– Обвиняемый Крестинский, обсуждали вы вопрос о террористическом акте против Вячеслава Михайловича Молотова?

Крестинский:– Мы обсуждали с ним вопрос иначе – в более широком разрезе...

Вышинский:– Этот вопрос стоял у вас?

Крестинский:– Мы с ним говорили вообще о необходимости восстановить террористическую деятельность троцкистов, прервавшуюся после смерти Пятакова, и на эту тему мы говорили с Розенгольцем и Гамарником, говорили о необходимости террористических актов против руководителей партии и правительства.

Вышинский:– Против кого именно?

Крестинский:– Имелись в виду Сталин, Молотов и Каганович.

Вышинский:– Подсудимый Розенгольц, был ли у вас лично преступный замысел осуществить террористический акт против кого-либо из руководителей Советского правительства?

Розенгольц:– Да, я об этом показал и подтверждаю.

Вышинский:– Вы лично намеревались совершить террористический акт?

Розенгольц: – Да.

Вышинский: —Может быть, вы скажете, против кого?

Розенгольц:– Против... как показано мной на предварительном следствии, против Иосифа Виссарионовича Сталина.

Таким образом, выявляется, что убийство Кирова было началом целой серии террористических актов с целью захвата власти. Слухи, которые распускали троцкисты об устранении Кирова как конкурента Сталина, с полной очевидностью опровергаются как дезинформация, дымовая завеса, чтобы скрыть преступные замыслы самих заговорщиков.

Военный заговор

В 1990 году я написал книгу «Расстрелянные маршалы», есть в ней очерк и о М. Н. Тухачевском. Очерк написан в «оправдательном» стиле, в соответствии с опубликованными в те годы газетными и журнальными статьями и реабилитаци-онной эйфорией, которой поддался и я.

В ходе работы над книгой «Генералиссимус» я более глубоко разобрался в причинах репрессий, опираясь на новые архивные документы, рассекреченные в перестроечные годы. В связи с этим пусть не удивляет читателей иная оценка и иной подход к «делу Тухачевского», не совпадающие с тем, что было написано мной прежде.

Собирая и изучая материалы об этом очень громком «деле» 1937 года, я как и прежде стремился находить первоисточники – людей, имевших непосредственное отношение к событиям и подсудимым.

Одним из немногих свидетелей, который долгие годы работал рядом с заговорщиками, знал их еще с гражданской войны, был Молотов. Поэтому я не раз расспрашивал его во время наших бесед и даже высказывал мысли, которые у меня были:

– Крупнейшие военачальники в гражданскую войну столько подвигов свершили. Вы их хорошо знали, не было сомнения насчет их «вражеской деятельности»?

Молотов твердо и, я бы сказал, даже жестко ответил: