Генералиссимус Суворов

Кто-то ударил его в грудь. Пьяница зашатался, чуть не упал навзничь, но схватился за трубку фонтана. Трубка изображала ствол, обвитый виноградными листьями и гроздьями. Наверху она кончалась чашей из виноградных листьев. Из чаши во все стороны били ярко-красные струи.

Пьяница вдруг полез по этим железным гроздьям наверх к чаше. Красное вино, точно кровью, заливало его всего. Он лез, подставив под брызги широко раскрытый рот. Жадно глотал.

Он влез наверх и, закрыв глаза, сначала продолжал пить, а потом повернулся и плюхнулся в широкую чашу, Вино перестало литься.

Пьяница сидел, с победоносным видом глядя вниз, и горланил песню. Среди толпившихся, оттиравших друг друга от вина питухов поднялся отчаянный вопль. Ругали, проклинали, угрожали.

А мужик, пьяно хохоча, болтал от удовольствия валенками. Валенки были грязные и мокрые от вина.

Тогда в него стали швырять снегом, шапками, рукавицами, чтобы сбить его вниз. Ничего не помогало.

Наконец какой-то ямщик догадался: развязал свой длинный зеленый кушак, размахнулся и захлестнул мужика за ногу. Несколько услужливых рук рванули кушак. Пьяный мужичонка схватился за фонтан, но не удержался и бухнул вниз, в бассейн.

Яркокрасные струи забили снова.

...Во дворце у окон хохотали до упаду. Сама императрица утирала кружевным платочком слезы - так прошиб смех.

- Ой, не могу!

- Мясники-то, мясники! Вон из-за головы дерутся...

- Оторвал. Бежит с головой!..

- Отбили. Упал!

- А этот пьяный что в фонтане делает! Срамота!..

Жались к окнам, смотрели.

Один Суворов ходил по залу, не глядя в окна. Не смеялся - ему не нравилась, была противна вся эта грубая забава. К тому же пьяных он не любил. Если бы не торжество по случаю бракосочетания великого князя, он не приехал бы.

Враги Суворова и тут не оставляли его в покое - пользовались любой возможностью, чтоб уколоть фельдмаршала.

- Вот штурм, так штурм. Почище измаильского, - громко сказал генерал-аншеф Николай Салтыков.

- А что это он влез на фонтан?

- Поучение солдатам говорит, - съязвил Долгорукий.

- И не замерзнет же - весь искупался, а ничего...

- Нонче стало модным - обливаться зимой. Он закалить себя хочет...

"В последний раз я в этом вертепе. Сегодня откланяюсь императрице, а завтра - в путь, к армии, в Тульчин!" - раздраженно думал Суворов,

Глава третья

"НАУКА ПОБЕЖДАТЬ!"

I

В Тульчин Суворов ехал в прекрасном настроении. И в этот раз, как всегда, фельдмаршал Суворов ехал для скорости и легкости в простой кибитке, только с одним адъютантом Столыпиным.

Чтобы избавить себя от докучливых торжественных встреч местного начальства, он приказал никого не слать вперед готовить фельдмаршалу лошадей, а приезжал на станцию нежданно-негаданно.

Зато во время этих, как он выражался, "перелетов" случались самые разнообразные истории, которые были по душе Александру Васильевичу: в свободную минуту он любил позабавиться.

Как ни старался Суворов проскочить Курск ночью, но попал в него к утру. Станционный смотритель, юркая, продувная бестия, как-то пронюхал, кто едет,- кланялся и обещал немедленно дать лучшую тройку.

- Все будет-с! Стриженая девка косы не заплетет... - уверял он. А через минуту шептал уже кому-то за перегородкой:

- Беги к полицеймейстеру! Сам фельдмаршал!

Суворов понял, что в Курске ему не избежать скучного парадного обеда у губернатора. Лошади у станционного смотрителя не готовы, и он постарается задержать Суворова, чтобы успеть все сделать. Суворов сел со Столыпиным пить чай. Быстро выпив чашку, Суворов, ни слова не говоря Столыпину, вышел из комнаты и незаметно шмыгнул на ямщичью половину.

Изба была пуста. На стенах, на лавках и под лавками висели и лежали дуги, хомуты, седелки, вожжи. Сочно пахло сыромятью, конским потам и дегтем.

Суворов подложил под голову хомут и лег на лавку, оборотившись лицом к раскрытому окну, которое выходило на огород. Он накрыл лицо носовым платком и преспокойно уснул.

Проснулся Суворов от скрипа двери. За его спиной кто-то тихо перешептывался. Немного погодя дверь скрипнула вновь. Шепот смолк.

Суворов снял платок и поворотился на другой бок. Поворачиваясь, успел заметить: у порога стоял в парадном мундире с треуголкой подмышкой полицеймейстер.

Суворов продолжал лежать с закрытыми глазами.

"Вот стоит человек. Клянет, поди, фельдмаршала: из-за него надо было наряжаться, бежать докладывать губернатору, потом разыскивать этого Суворова. Хлопот много, а радости - никакой. А ведь все они будут льстить, притворяться, что им это страсть как приятно!"

Чуть приоткрыл глаза.

Полицеймейстер, тучный мужчина, стоял навытяжку, не смея шевельнуться, не смея дохнуть. Обливался потом.

"Ишь, стойку сделал, помилуй бог!"

Делать нечего - приходилось вставать...

Потому-то губернские города Суворов и старался проскочить ночью. А больше всего любил в пути уездное захолустье, деревенскую глушь. В них меньше важности, меньше притворства, меньше лести...

...На маленькой станции за Курском фельдмаршала Суворова ждали с часу на час. Ямщик, приехавший из города, передал, что в Курске - фельдмаршал Суворов, который едет из Петербурга на юг.