Розенберг вспыхнул: он был обидчив, горяч. Розенберг знал, что граф Суворов не весьма жалует его. И потому в каждом слове фельдмаршала находил что-либо обидное для себя. Вот и теперь ему показалось, что Суворов подчеркнуто сказал - "русские". А ведь Розенберг хоть и курляндский дворянин, а всю жизнь в русской армии и всегда считал себя русским человеком.
- Слушаю-с! - по-солдатски отрубил он и, надев треуголку, торопливо отошел к коню.
На повороте дороги он встретился с князем Багратионом. Багратион во весь опор мчался туда же, к Суворову.
- А, князь Петр! Ну, как?-спросил Суворов.
- Французы отброшены, ваше сиятельство. Но у нас убыль - до половины,не слезая с коня, только перегнувшись с седла, докладывал Багратион.- И ружья плохо стреляют. Пороховой копоти накопилось...
Суворов почувствовал: если Багратион так говорит, значит, дело серьезное.
Люди утомились. Подкрепления нет. Придется Суворову двинуть в бой свой последний резерв - самого себя.
- Нехорошо, князь Петр,- крякнул Суворов подымаясь.-Ванюшка, коня!
Казак выскочил из-за куста с конем. Суворов сел в седло, держа за рукав перекинутый через плечо полотняный китель. Его маленькая каска с зеленым плюмажем так и осталась лежать на камне.
- Суворов скакал к войскам Розенберга.
Наперерез ему бежали в тыл перепутанные роты мушкатеров какого-то полка. Они ломили, не разбирая дороги, - через виноградники, заборы и кусты. Останавливаться и отстреливаться и не думали.
Французские пули пели вокруг.
- Заманивай их, заманивай! Спасибо, ребята, что догадались! - зычно закричал Суворов.
Он поворотил коня и, обогнав мушкатеров, скакал впереди их, точно отходил вглубь первым.
- Шибче, шибче, бегом!
Увидев любимого фельдмаршала, мушкатеры смутились и замедлили бег. Старики сразу остановились. Они задерживали бегущих, заряжали ружья, строились. Только наиболее сбитые с толку, перепуганные молодые мушкатеры продолжали бежать вслед за конем Суворова.
- Стой! - вдруг крикнул Суворов, поворачивая коня. - Вперед за мной! Бей штыком, колоти прикладом! Ух, махни, головой тряхни!
Вся отступавшая масса мушкатеров повернулась на врага. Настроение сразу же переменилось. Мушкатеры в один миг обогнали Суворова и с яростными криками кинулись вперед.
Фельдмаршал и не думал долго оставаться на этом участке. Он поскакал к войскам Багратиона.
Не прошло получаса, как и оттуда загремело задорное, уверенное, раскатистое "ура".
XI
Барон Мелас, командовавший левым флангом союзных войск, сидел в Сан-Николо и преспокойно завтракал, когда к нему прискакал ординарец Суворова с приказом двинуть резерв генерала Фрёлиха.
На участке Меласа неприятель ограничивался только перестрелкой. Было давно ясно, что главный удар Макдональд направил на правый фланг, на русских. Мелас, присоединивший к себе резерв, полагал, что у него достаточно сил, чтобы, как и вчера, отразить удар врага.
И он пригласил своих генералов - князя Лихтенштейна, командовавшего вместо заболевшего Фрёлиха резервом, Отта и Готесгейма - к столу.
Об исходе сражения на Треббии барон Мелас держался все того же мнения, что и в первый день стычки с Макдональдсам. Он считал дело союзников проигранным: превосходство сил у Макдональда было значительное, с минуты на минуту надо было ожидать удара Моро с тыла. И к тому же-об этом не всегда говорили, но всегда помнили,- французы постоянно били австрийцев.
Позавчера, как ему казалось, положение спасли австрийские войска. (Мелас уже забыл о том, как собирался улепетывать сам из Сан-Джиованни и как потом его выручил из беды Суворов. В порыве радости он сам сказал фельдмаршалу, что Суворов спас австрийцев.)
Вчера Суворову удалось отбросить врага за Треббию только потому, что к Макдональду еще не подошли дивизии Оливье и Монришара. А сегодня - Мелас был твердо уверен - все будет кончено. Напрасно фельдмаршал Суворов считал себя Ганнибалом: у него на Треббии не получится, как у Ганнибала, победы.
Барон Мелас думал лишь о спасении своих, австрийских, сил. Он боялся, чтобы французы, прорвавшись на шоссе Пьяченца - Александрия, не прижали бы их к реке По.
Увидев русского офицера, барон Мелас недовольно поморщился и отбросил в сторону салфетку. Офицер передал его высокопревосходительству приказ фельдмаршала.
В прихожую выглянуло широкоскулое курносое лицо полковника казачьего полка, который был придан к левому флангу Меласа. Барон Мелас никак не мог выговорить его имя и фамилию - "Кузьма Семерников". У него с трудом получалось: "Куземерненкопф".
Вчера барон Мелас, на свой страх и риск, не отпустил от себя резерва. Он знал, что донеси Суворов об этом императору Францу, из его жалобы не получится ничего: гофкригсрат покроет барона Меласа. Сегодня надо бы поступить так же. Но князь Лихтенштейн, услыхав настойчивое требование фельдмаршала прислать резерв, поспешно встал из-за стола.