Генералиссимус Суворов

- Позвольте, ведь третьей дивизией командовал же Эльмпт, достойный, храбрый генерал. Что ж, он получил повышение? - спросил майор.

- Нет. Эльмпт отставлен вовсе. Пусть о себе меньше думает! Светлейший не любит Эльмпта за его слишком острый язык, - наклонившись к майору, сказал поручик.

- Ну, Суворов тоже не из тихих. Помните, как стояли долго под Очаковым и он смеялся:

Я на камушке сижу,

На Очаков я гляжу...

- Это еще ничего. Князю Потемкину не понравилось другое, - сказал поручик. - Суворов жаловался императрице, что его в этом году сначала никуда не определили.

- Как так?

- А очень просто. Суворов не был внесен в список генералов действующей армии.

- И что же он сделал? - поднял вверх брови премьер-майор.

- Поехал к императрице и говорит: "Матушка, я - прописной. Мне, говорит, ни одного капральства в команду не дали..." Тогда императрица назначила его в армию графа Румянцева, а теперь Румянцев в отставке. Светлейший дал Суворову самую слабую в армии третью дивизию: в ней всего десять тысяч человек. Пусть-ка Суворов и отличится с ней в Молдавии! усмехнулся поручик.

Больше Лосев не слышал о Суворове: штабному франту подали лошадей, и он ускакал дальше, а премьер-майор тотчас же завалился спать.

Лосев мог бы расспросить о генерале Суворове на месте, в Бырладе, но добравшись до своего Апшеронского полка, он забыл обо всем: службы Лосев еще не знал, и работы у него было много.

И только когда однажды под вечер по лагерю пронеслось: "Суворов приехал", подпоручик Лосев вспомнил о нем.

В этот раз солдаты бежали строиться более резво, чем тогда, когда в полк приезжал временно командовавший дивизией пучеглазый генерал Дерфельден. Полк выстроился чрезвычайно быстро.

Высокий жилистый полковник Шершнев, выйдя за переднюю, штаб-офицерскую линию, все время смотрел в сторону расположения Смоленского пехотного полка, откуда доносилось громкое "ура".

Лосев стоял и невольно слушал, как сзади за ним, в шеренгах, перешептываются солдаты.

- Какой-то он теперь? Я его с Козлуджи не видал, пятнадцать годов прошло, - говорил один. - Постарел, поди!

"Как будто Воронов говорит", - по голосу узнавал своих солдат подпоручик.

- А ты думаешь, помолодел? - насмешливо сказал другой.

"Это наверняка Огнев: он любит поддеть", - догадался Лосев.

- Едет! Едет! - зашелестело по рядам. Издалека, в легком облачке пыли, показалась группа всадников. Впереди них почему-то ехала обыкновенная повозка. Полковник Шершнев, вынув шпагу, скомандовал:

- Смирно! На караул! Все замерло.

Всадники приближались. Вот уже повозка сейчас поровняется с левым флангом. Вот уже можно отчетливо рассмотреть: за повозкой трусят на лошадях три офицера.

Не успела повозка подъехать к апшеронцам, как по всему полку, от края до края, пронеслось "ура". Музыка заиграла встречу.

Лосев видел, как быстро-быстро машет руками капельмейстер, как полковник Шершнев, четко отбивая шаг, идет навстречу командующему дивизией.

Повозка остановилась. Из нее вылез невысокий сухонький старичок в полотняном кафтане и каске. Одна нога его была в сапоге, вторая - в туфле.

Генерал-аншеф принял от полкового командира рапорт и, хромая, пошел вдоль строя, останавливаясь возле каждой роты.

Иногда он, минуя не только переднюю, штаб-офицерскую линию, но и следующую, обер-офицерскую, подходил вплотную к роте и с кем-то разговаривал. С кем он говорил, Лосев не мог видеть.

"Неужели с младшими офицерами в роте говорит? Может, кто-нибудь не так стоит?" - подтягивался Лосев.

Но вот уже генерал-аншеф миновал притихших музыкантов и яркий куст полковых знамен. Он подошел к правофланговой 1-й роте и заговорил с ней.

Лосев услышал его голос. Голос был негромкий, басовитый, но внятный и совсем не старческий:

- Солдат должен быть здоров, тверд, храбр, справедлив. Обывателя не обижай - он нас поит и кормит. Солдат не разбойник! Бойся богадельни, гошпиталя. Береги здоровье. Кто не бережет людей, офицеру - арест. Ученье свет, неученье - тьма. Дело мастера боится. И крестьянин: не умеет сохой владеть - хлеб у него не родится. За ученого трех неученых дают. Нам мало трех! Давай нам шесть! Давай нам десять на одного! Всех побьем, повалим, в полон возьмем! Били турок в поле, били у моря, били у реки, побьем и здесь, старики!

Рота ответила - "ура". Ее охотно поддержали остальные. Суворов стоял перед полком с непокрытой головой - каску он снял, когда махал, отвечая на дружное приветствие полка.

Когда наконец стихло "ура", Суворов оглядел 1-ю роту.

- А-а, знакомого вижу! - крикнул он. Лосев даже покраснел генерал-аншеф смотрел прямо на него и приветливо улыбался.

"Обознался, я его впервой вижу!"-мелькнуло в голове.

Но генерал-аншеф уже подходил к нему. Лосев не знал, что делать.

- Ну, как летаешь, Ворон? - спросил генерал-аншеф, останавливаясь в двух шагах от первой шеренги

солдат.

"Это он Воронову", - не то с обидой, не то с облегчением подумал Лосев.

- Жив-здоров, ваше высокопревосходительство! - гаркнул сзади Воронов.

- Старого знакомого встретил. Еще с Новой Ладоги помню.

- Точно так. С шестьдесят третьего году. Был под Туртукаем, был у Козлуджи...