Генеральная репетиция

Старуха Гуревич (не слушая Вольфа, задумчиво). Может быть, я делаю глупость, что увожу своих в Москву? Все не вовремя? Так всегда - это еще любил говорить мой папа, - когда евреи становятся прапорщиками, так перестают отдавать честь! Мы уезжаем в Москву, а вы возвращаетесь, чтобы начать тут большое дело...

В о л ь ф. Я же вам говорю - нет!

Старуха Гуревич. А-а, толкуйте, что я, маленькая?! (Прищелкнула пальцами.) Ладно, пошли. Все ждут вас. К нам все-таки не каждый день приезжают гости из Палестины.

Вольф. Сейчас я приду. Еще десять минут.

Старуха Гуревич. Мы ждем.

Старуха Гуревич уходит. Молчание.

Вольф (негромко, без улыбки). Завтра, с утра, по всей Рыбаковой балке будут говорить о том, что Мейер Вольф собирается рыть нефтяные скважины, или разводить пальмы, или промывать золотой песок. Чтонибудь в этом роде!

Давид. А разве нет?

Вольф. Нет.

Давид (разочарованно). А зачем же вы приехали?

Вольф. Я приехал домой. Я просто приехал домой. Неужели это так непонятно?*

Давид. А в вашей комнате Сычевы теперь живут.

Вольф (заходил по комнате). Чепуха! Найдем, где жить, не в комнате счастье. Я уехал с маленьким чемоданом и вернулся с маленьким чемоданом. И этот костюм, который на мне, - это мой единственный костюм. И никакие квитанции на получение груза не лежат у меня в кармане... (Остановился.) Когда я был таким, как ты, Давид, мой отец торговал перчатками, сумками, пуговицами, поясами. Мы ездили с ним в Польшу, в Галицию, на Украину... Тысяча тысяч местечек.

*...Да, Мейер Миронович, непонятно ( Теперь непонятно! А осенью сорок пятого года, когда писались эти слова - они казались такими естественными, разумными, справедливыми! Еще кружило нам головы опьянение победной весны, еще не было на синем глобусе государства Израиль, а была Палестина непонятная, чужая, ставшая в русском языке синонимом дальности и заброшенности - "как занесло вас в наши Палестины?" Если бы я писал эту пьесу сейчас, Мейер Вольф, я не позволил бы вам сказать эти слова, но тогда...

И в каждом местечке новое горе, новые заботы и старый разговор - "В будущем году - в Иерусалиме" ! И в каждом местечке имелся свой праведник, который на старости лет отправился умирать на святую землю... "Четыре шага по святой земле, и вы очиститесь от всех земных грехов" - так было обещано в старых книгах! И вот с той поры всю жизнь я мечтал накопить денег и поехать туда - в Иерусалим...

Давид. Так оно и вышло.

Вольф (покачал головой). Нет, милый, совсем не так... Может быть, даже наверное, я не праведник, но мне показалось, что Стена Плача - это просто грязная старая стена. И что приехал я не на родину, а в чужую страну, где можно только плакать и умирать. И что люди там - чужие мне люди! Что мне Сион, и что Сиону переплетчик Вольф из русского города Тульчина?! Ты понимаешь меня?

Давид. Не очень.

Вольф (улыбнулся). Вот и хорошо! Тебе и не нужно этого понимать! (Вздохнул.) Да-а, а небо там действительно очень синее. И песок очень желтый. И по вечерам все плачут и молятся. А я, видишь ли, привык, чтобы в тот час, перед сном, когда я кончил работать, вымыл руки и сел у окна, я привык слышать, как женщина зовет своего Сереньку, а мальчишки играют в казаки-разбойники, а где-нибудь идут девушки и поют песню... И я знаю слова этой песни... И вот тогда я снова взял в руки свой чемодан.

Бьют часы.

Давид. Половина десятого.

Вольф. Ладно. Я пойду. Скажешь папе, что я у Гуревичей.

Давид. Да.

Вольф. Будь умником, Давид.

Давид. Да.

Вольф встал, пошел к двери, неожиданно обернулся. Говорит медленно, с растерянной и странной улыбкой.

Вольф. Самое нелепое... Вот - я вернулся домой... Прошло какихнибудь полтора часа и мне уже начинает казаться, что, может быть, я снова ошибся, а?! Может быть, я был совсем не в том Иерусалиме и видел совсем не ту Стену Плача?! (Помедлил, махнул рукой.) Ну, да впрочем, этого ты уж и вовсе не поймешь! Спокойной ночи, Давид!..

Вольф уходит. Тишина. Давид отломил ломоть черного хлеба, густо посыпал солью. Уселся на стол, жует. В окне появляются две головы, темная и светлая, две смеющихся рожицы. Это ТАНЬКА (актриса Л. Толмачева) и ХАНА (актриса А. Голубева).

Танька. Маугли, братец! Доброй охоты! Мы одной крови - ты и я! Хана. Додик! Молчание.

Танька. Месяц скрылся за тучи... Доброй охоты, братец! Мы одной крови ты и я!

Давид (грубо). Чего надо? Танька. Играть выйдешь?

Давид. Нет.

Танька. Почему?

Давид. Потому что... Одним словом - это мое дело - почему!

Танька. Что ешь?

Давид. Хлеб.

Танька. С чем? С вареньем?

Давид. Нет. Просто хлеб с солью.

Танька. Тю ! А у нас сегодня мать пироги с капустой пекла... Я вот такущих четыре куска съела !

Давид. А я не люблю пирогов с капустой.

Танька (иронически). Черный хлеб вкуснее?

Давид. Вкуснее.

Танька. Все ты нарочно говоришь... Ты пойдешь с нами в Маугли играть?

Давид. Нет, не пойду.

Танька. А в Буденного?

Давид. И в Буденного не пойду.

Танька (наконец обиделась). Ну и не надо, подумаешь! Упрашивать его еще... Мы лучше Вовку Павлова позовем - он и рычать умеет, и не задается, как некоторые, и все...

Давид. Вот и валяй. Вот и зови Вовку Павлова.

Танька. И позову.