Генеральная репетиция

Шварц (припоминая). Чернышев, Чернышев... Где я слышал эту фамилию? Вы не из Херсона?

Давид. Папа!

Чернышев. Нет.

Шварц. Впрочем, там был не Чернышев, а этот...

Давид (яростно). Папа!

Шварц. Погодите, минутку - я все понял... Вы же тоже Шварц! Вы меня понимаете?! Чернышев - это Шварц!.. Вы приятель Давида?

Давид. Иван Кузьмич - секретарь партийного бюро Консерватории!

Шварц. Ах, вот как?! (Вскочил, протянул Чернышеву руку.) Извините, будем знакомы - Шварц Абрам Ильич... Папа Давида!

Чернышев (улыбнулся). Об этом я уже догадался.

Шварц. Я очень рад с вами познакомиться, товарищ Чернышев. Очень рад. Что вы скажете про Давида? Как он учится?

Чернышев. Хорошо учится.

Шварц. Да? И его ценят? К нему хорошее отношение?

Давид. Папа, перестань!

Шварц. Почему? Почему я должен перестать? (Покачал головой.) Нет, друзья мои, когда всю жизнь ты думаешь только о том, чтобы твой сын вышел в люди, так ты имеешь право спросить - стоило тебе думать, и работать, и мучаться - или не стоило?! Пришла, как говорится, пора - собирать пожитки и кончать ярмарку. И вот я хочу знать - с пустыми руками я уезжаю или нет?! Понимаете?

Чернышев. Понимаю.

Шварц (взволнованно). Нет, товарищ Чернышев, извините, конечно, но этого вы никогда не поймете как следует! Чтобы такое понять - нужно родиться в Тульчине, на Рыбаковой балке. И, как Господа Бога, бояться околоточного надзирателя. И ходить на вокзал смотреть на дальние поезда. И прятаться от погромов. Нужно влюбиться в музыку за чужим окном и в женский смех за чужим окном. Нужно купить на базаре копилку, глиняную копилку, на которой фантазер вроде тебя написал красивую цифру - миллион! И положить в эту копилку рваный рубль! На эти деньги ты когда-нибудь будешь учить сына, если Бог позволит тебе иметь детей!.. А-а-а! (Махнул рукой.) Можно, я поцелую тебя, Давид?

Давид (грубо). У меня насморк.

Хана. Давид!

Шварц. С насморком нельзя целовать девушек! Ханочку нельзя целовать с насморком, а папу можно... Ну, ничего, ничего... Кушайте чернослив! Я, наверное, очень много говорю, но это просто потому, что я взволнован! Я почти три года не видел Давида... И я, стыдно признаться, в первый раз в жизни в Москве...

Чернышев. Нравится?

Шварц. Не знаю... Понятно - нравится... Но я еще ничего не видел, прямо с вокзала - сюда! Затра я пойду в Третьяковскую галерею, а потом в мавзолей Ленина, а потом в Парк культуры... У меня записана вся программа! Да, а в Большой театр трудно попасть?

Хана. Трудно.

Шварц. А что, если мы попросим товарища Чернышева? Вы не сумете нам помочь, товарищ Чернышев?

Чернышев. Постараюсь.

Шварц. Большое спасибо! (Внезапно нахмурился.) Да, и потом у меня есть еще одно дело... Вы понимаете, дети мои, посадили Мейера Вольфа!

Хана. Дядю Мейера? За что?

Шварц. Деточка моя, кто это может знать? "За что" - это самый бессмысленный в жизни вопрос! ( Обернулся к Чернышеву.) Понимаете, товарищ Чернышев, этот Вольф - он переплетчик, одинокий, больной человек... Ну, и мы собрались - несколько его друзей - и написали письмо на имя заместителя народного комиссара, товарища Белогуба Петра Александровича... Так нас научили... Так вот, вы не знаете - куда мне отнести это письмо?

Чернышев (сухо). Не знаю. Пройдите на площадь Дзержинского - там вам скажут.

Шварц (записал в книжечку). На площадь имени товарища Дзержинского! Так, спасибо! (Усмехнулся.) Вам не кажется, что было бы лучше, если бы площадь называлась именем товарища Белогуба, а наше письмо прочел бы товарищ Дзержинский?!.

Вбегает Слава Лебедев.

Лебедев (в дверях). Иван Кузьмич!.. Здравствуйте!

Шварц (радушно). Здравствуйте, милости просим!

Лебедев. Иван Кузьмин, я достал... Только надо быстрей - там уже в зал пускать начинают?

Чернышев. Побежали.

Чернышев встал, застегнул полевую сумку.

Шварц. Вы уходите? Посидите, товарищ Чернышев, а?

Чернышев. Извините, Абрам Ильич, мы в кино... Всего вам хорошего, до свидания!

Шварц. До свидания... Вы не забудете - насчет Большого театра?

Чернышев. Нет, нет, не забуду.

Шварц. Давид вам напомнит.

Давид (умоляющими глазами взглянул на Чернышева). Иван Кузьмич, вы не думайте... Вы... Я не... Я вам потом объясню... Вы...

Чернышев. Ладно, ладно, ты сперва поправляйся... Бежим, Слава! Кланяйтесь вашим родным, Хана, скажите- я к ним заеду на днях!

Хана. Спасибо. До свидания.

Чернышев. Счастливый вам путь!

Чернышев и Лебедев быстро уходят. Молчание. Шварц внимательно посмотрел на Давида, осторожно прикоснулся к его руке.

Шварц. Чем ты расстроен, милый, ты мне можешь сказать?

Давид (угрюмо). Ничем... Ничем не расстроен!

Шварц. Я как-нибудь не так выразился? Или у тебя неприятности с этим Чернышевым?

Давид. Нет. Шварц. А почему ты все время молчишь? Давид (со взрывом злости). А что я должен делать, по-твоему?!. Петь? Плясать? Мало тебе того, что...

Шварц (не дождавшись продолжения). Чего?

Давид. Ничего!.. Ничего - и оставь меня в покое? Ничего?..

Шварц еще раз внимательно посмотрел на Давида. Неожиданно легко и поспешно встал, зачем-то надел шляпу.

Шварц (почти торжественно). Давид, я знаю, почему ты расстроен! Ты недоволен тем, что я приехал! Да?