Петр на месте Александра сам бы возглавил войска при Бородино (а скорее — при Колочском монастыре), как это он сделал под Полтавой. И если бы Александр имел ум и волю Петра и возглавил 1-ю и 2-ю Западные армии, он своим авторитетом пресёк бы все интриги между генералами, в присутствии царя их поведение стало бы совсем другим. Больше всех заинтересованный в победе, царь бы выслушивал всех, ища рациональное зерно в любом совете своих генералов. Но для этого царю надо было быть не красочной куклой на коне, не декорацией к батальной картине, а действительно самому вникать во все подробности и нюансы предстоящей битвы.
(Кстати, как выглядит кукла царя в роли главнокомандующего, Россия увидела, скорее всего, даже не в Александре I, а в Первую мировую войну, когда перепуганная знать заставила «святого» Николая II стать главнокомандующим.)
И если бы при Бородино разгромить Наполеона не удалось, то у стен Москвы Александр I сам бы принял решение защищать первопрестольную или сжечь её.
Причем по своему положению царя, а цари исконно были военными вождями, Александр мог, к примеру, стать тем, кем был Гитлер. Ведь, пожалуй, даже Наполеон в военном деле не был столь революционным и не внёс для своего времени в военное дело так много революционных новшеств, нежели Гитлер. Деятельность Гитлера до войны и в ходе её — это, по сути, история его непрерывной борьбы с косностью немецких генералов. Даже они, по-своему самый выдающийся генералитет мира, не способны были сразу понять суть того, что Гитлер задумывал. По-настоящему его, возможно, понимал только Гудериан в области танковых войск и Геринг в области военно-воздушных сил.
Прослуживший с Гитлером всю войну фельдмаршал Кейтель откровенно написал, что и он не мог понять замыслов Гитлера и трижды просился на фронт, предлагая Гитлеру заменить себя, как Кейтель считал, более умным фельдмаршалом Манштейном.
После войны все немецкие генералы из тех, кто не попал под расправу Нюрнбергского трибунала, стали все свои ошибки и поражения валить на Гитлера, «самый умный» фельдмаршал Германии Манштейн в этом не был исключением. Тем не менее и он вынужден признать за Гитлером выдающиеся способности к анализу.
Кейтель, который знал, что после Нюрнбергского трибунала его казнят, и которому по этой причине нечего было терять, писал более откровенно, в том числе и о том, что именно у Гитлера было и чего не было у его генералов:
«Я упоминаю об этом только для того, чтобы показать, как фюрер с его ни с чем не сравнимым даром предвидения вникал во все подробности практической реализации собственных идей и всегда смотрел в корень, когда что-либо предпринимал. Мне приходилось снова и снова констатировать это во всех областях моей служебной сферы. Таким образом, и высшие командиры, и мы, в ОКВ, были вынуждены пользоваться этим основательным методом работы. Фюрер без устали задавал вопросы, делал замечания и давал указания, стремясь ухватить самую суть, до тех пор, пока его неописуемая фантазия всё еще видела какие-то пробелы. По всему этому можно представить себе, отчего мы зачастую целыми часами докладывали ему и обсуждали различные дела. Это являлось следствием его метода работы, который так сильно отличался от наших традиционных военных навыков, приучивших нас передавать решение о проведении в жизнь отданных приказов своим нижестоящим органам и штабам. Хотел я или нет, мне приходилось приспосабливаться к его системе».