Генеральская мафия — от Кутузова до Жукова

Из всей истории Кутузова видно, что он осознавал свою никчемность именно как полководца и поэтому страшно боялся быть единоначальником в битвах — страшно боялся «1) напрячь все свои силы для столкновения с французами, 2) победить их». Если Беннигсен под Пултуском принял бой даже вопреки приказу командующего отступить, то Кутузов отступал всегда, даже если ему запрещали это делать. Когда Кутузова назначали единоначальником, то он делал и шёл на всё, чтобы битвы избежать даже с турками, и избегал битв не потому, что жалел солдат (они ему были безразличны, что доказывается хотя бы тем, с какой легкостью он отдал на убой 2-ю армию под Бородино). Кутузов избегал битв потому, что при любом соотношении сил заранее считал себя побеждённым. Требовались героические усилия царя и обстоятельства, чтобы заставить Кутузова принять бой.

Следует ещё раз сказать и о национальной гордости, в данном случае русских, которая как бы унижается при рассмотрении истории, а не пропаганды войны 1812 года. Подобный подход — раз русский, значит, правый — это подход даже не еврейский, а просто жидовский — дескать, мы богоизбранная (богоносная) нация, а все остальные — гои, животные. И какая разница, какой именно народ становится на эти гнилые позиции?

Нет, правильный подход к национальному вопросу заключается в понимании, что были периоды в истории человечества, когда мы, русские, были великим народом! Но и у других народов были такие периоды. Зачем им в этом отказывать и что нам даёт унижение других? Наша, русских, задача в том, чтобы опять стать великим народом, а не оставаться прадедов великих правнуками погаными.

К тому же ни война 1812 года, ни её подвиги, ни её поражения не имеют отношения к национальной гордости русских. Причём к этой войне русские? Это же не Великая Отечественная и даже не Первая мировая.

Был в то время народ, представленный в основной своей массе крестьянами, и был у народа царь. Для защиты народа от вражеского разорения царь нанимал воинов и нанимал их не по национальному признаку, а по боевым качествам. И цари были бы предателями народа, если бы руководствовались в этом вопросе национальностью. Платил царь нанятым воинам (дворянам) либо закрепляя за ними крестьян, либо просто деньгами. Эти воины со временем начали составлять костяк армии — её офицерство.

А солдат для царя нанимал сам народ, поскольку повинен был поставить царю в армию рекрутов. У народа была повинность ставить ежегодно требуемое царём количество рекрутов. Этим рекрутам за поступление в армию солдатами крестьяне платили, и по тем временам платили много. В солдаты отбирали самых негодных мужчин — буйных, одиноких, с преступными наклонностями. Но именно такие дерзкие бандиты в армии и нужны. Если у себя в общине подходящего кандидата не было, искали в других общинах, на стороне. Поскольку желающих служить солдатами было меньше потребности, то отдавали в армию и насильно, но в любом случае крестьяне платили за сам факт отдачи в царскую службу (на службе солдат кормил и платил им царь). Точно так же формировалось и, так сказать, «народное ополчение» — солдат в ополчение народ сдавал по разверстке, силой. Конечно, даже и при таком подборе солдат они сохраняли «русский дух», но историков и интеллигентов, за редчайшим исключением, эта, действительно русская, сторона дела никогда не интересовала.

Таким образом, царь, дворяне и солдаты были сами по себе — это профессионалы, нанятые народом на службу по своей защите. А народ податями и отработкой барщины расплачивался с этими наемниками. Поэтому, как там царь воюет и где, народа не касалось — это его царское дело, лишь бы враг народ не разорял.

Но когда французы начали разорять собственно крестьян и горожан, они (народ), конечно, начали сопротивляться, но сути это не меняло — то, что народ вынужден был сам заняться самообороной, внятно указывало, что царь негодный и профессионалы его тоже негодные. Царь и дворяне не выполняли своих обязательств перед народом. А то, что они гибли на полях сражений, то это их проблемы и риск — народ им за это платил. Между прочим, из воспоминаний участников той войны, скажем, Дениса Давыдова, хорошо видно, что дворяне страшно боялись восстания народа против царя и дворян именно за понесённое от французов разорение.

Поэтому глупо говорить, что вот это, дескать, русский-перерусский Кутузов, а вот то, фи, немец Беннигсен. По отношению к народу они были одинаковыми наемниками-профессионалами, правда, по-разному оплачиваемыми. Поэтому говорить надо исключительно об их профессиональных достоинствах и недостатках, а не о том, кто именно они по национальности.

Да, совершенно по-другому встал вопрос отношения армии к народу, когда была введена всеобщая воинская повинность, после которой войны стали народными. После этого действительно стало возможным говорить о войнах с учетом русских национальных особенностей.

Но это уже, по сути, XX век.

Глава 4 ВОЕННАЯ ЮСТИЦИЯ НА СТРАЖЕ АРМИИ