Генеральская правда. 1941-1945

«Почувствовав себя как бы вне партийного контроля, министр обороны маршал Жуков заключил Главное политическое управление в свои железные объятья и всячески глушил политические органы в Советской Армии и Флоте. Все это свидетельствует о том, что маршал Жуков недооценивал руководящей роли партии во всей жизни нашего государства и по существу отрывал нашу армию от партии», — такова суть выступления Маршала Советского Союза С.К. Тимошенко.

«Дело идет о принципиальных политических ошибках тов. Жукова, который умалял роль Центрального Комитета нашей партии в строительстве Вооруженных Сил», — как под копирку вторил маршал Конев.

В аналогичном духе были выдержаны выступления и других военачальников. Лишь Маршал Советского Союза К.К. Рокоссовский оказался способным на объективность и сочувствие к своему товарищу и старому сослуживцу. «...Я также считаю себя в известной степени виновным, — говорил он. — И многие из нас, находящиеся на руководящих постах, должны чувствовать за собой эту вину. Товарищ Жуков проводил неправильную линию... и нашей обязанностью было, как членов партии, своевременно обратить на это его внимание... Я краснею, мне стыдно и больно за то, что своевременно не сделал этого...»[301]

Обвинения, предъявленные Жукову, были явно надуманны. Георгий Константинович был убежденным коммунистом, хорошо знал, какую цементирующую роль играли армейские коммунисты (но не партийные функционеры) и на фронте, и в мирные будни. Он всегда отдавал должное высокому моральному духу солдата и офицера. Но в то же время, пройдя несколько войн, он отлично знал, что прямой зависимости между крепостью духа и количеством политико-массовых мероприятий нет. Поэтому настойчиво выступал против все возраставшего формализма, бездумного наращивания числа штатных политработников, резонно считая, что более эффективным является другой путь — повышение роли и участия командного состава в воспитательном процессе. «Привыкли за 40 лет болтать, потеряли всякий нюх, как старые коты», — так, если верить докладу Суслова, Жуков оценивал политработников. Зал, желая угодить докладчику и присутствовавшему здесь же Хрущеву, отреагировал выкриками «позор». Конечно, резко выражался маршал, но, если смотреть в корень вопроса, во многом и справедливо.

Надуманность, нелепость этих обвинений в адрес Жукова, как и сомнительная действенность всеохватной партполитработы, оторванной от практики, особенно очевидными стали на рубеже 80—90-х гг. Не успела распасться КПСС, как тут же с удивительной легкостью в армии и на флоте (и не только там) рухнула вся идеологическая система. Удивляться нечему: с годами политическая подготовка все больше отчуждалась от людей, оказенивалась и все меньше сопрягалась с жизненными потребностями воинских коллективов и конкретных военнослужащих.

Безусловно, Жукову выдвигались претензии не только политического плана. Обращалось внимание — и обоснованно — на его властность, грубость, тщеславие, стремление, пользуясь его же собственным выражением, «подвосхвалить» себя. Что сказать, излишняя скромность и выдержанность никогда не были достоинствами Георгия Константиновича.

В армии хорошо знали о его склонности к импульсивным решениям. Еще и сегодня нет-нет да вспоминается ветеранам легендарная «жуковская тройчатка», в соответствии с которой подчас в мгновение ока решалась судьба офицера, а то и генерала: снять с должности, снизить в воинском звании, уволить со службы (бывало, и без пенсионного обеспечения).

Все так, но маршал был устранен с политической арены не за это. «Водораздел» проходил совсем по другой линии — партийная элита почувствовала, что при такой личности во главе Министерства обороны, как Жуков — подлинном герое войны, авторитетном военном руководителе, человеке независимом, не склонном к компромиссам и политиканству, использовать армию в качестве орудия захвата и (или) удержания власти сложно. Если ЦК КПСС рассматривал армию как орудие борьбы за власть, как «орган подавления» любых действий, враждебных политическому режиму, то Жуков — как орудие защиты Отечества от внешней опасности.

Столкнулись, таким образом, интересы государства, за которые ратовал Жуков, и интересы партийного руководства, которые отстаивала элита КПСС. Соответственно каждая из сторон видела назначение системы партийно-политических органов. Для ЦК они служили средством контроля над Вооруженными Силами, Жуков же рассматривал их с точки зрения осуществления воспитательно-просветительских функций и был против нарушения основополагающего для армии принципа единоначалия. Политработник, по его твердому убеждению, должен был не делить власть с командиром, не подменять его, а быть единоначальнику помощником.