Он сделал знак шоферу въехать в ворота, которые открыл второй часовой. Капитан и солдаты помахали мне на прощание, и ворота закрылись за проехавшим грузовиком. Это было нечто совершенно новое. Проникнуть во все другие пересылки, где я бывал, было не труднее, чем на центральный вокзал в Нью-Йорке. Не сомневаюсь, что в любую из них можно было бы провести целую немецкую армию и никто бы даже не окликнул солдат.
— Сожалею, сэр, — повторил часовой.
— Не можете ли вы позвонить полковнику Бронсону и сказать, что у ворот стоит Гарри Уильямс и просит разрешения пройти в замок? Попросите его опустить подъемный мост или хотя бы дать разрешение, чтобы меня переправили на лодке через ров.
— Слушаюсь, сэр, — сказал часовой и направился в караульную будку. — Вы сказали — Гарри Уильямс, сэр?
— Лучше скажите Капа Уильямс.
— Слушаюсь, сэр.
Он скрылся в караульной будке. Другой часовой подошел ближе и уставился на меня, держа винтовку наперевес. Не знаю, в чем он меня подозревал, но будь я проклят, если не начал чувствовать себя виновным.
Первый часовой вернулся.
— Полковник высылает за вами машину, сэр.
— Спасибо.
— Добро пожаловать, сэр.
— Сколько времени вы здесь служите, сержант?
— Прошу прощения, сэр. Нам не разрешается разговаривать на посту, кроме как по служебным вопросам.
— Хорошо, сержант. Какая шикарная каска! Я не видел такой белой и отполированной каски с тех пор, как был в армии Паттона. Скажите, Чарли Бронсон не ввел в обычай носить пистолеты с перламутровой рукояткой?
Часовой молча смотрел на меня, на его лице появился лишь слабый намек на улыбку.
— Вам повезло, сержант, — продолжал я. — Вы получаете на войне бесценную специальность без отрыва от службы. Когда кончится война, вы можете пересечь Ла-Манш и без всякого труда поступить на службу в стражу Букингемского дворца.
— Так точно, сэр.
— Вы считаете, что мое замечание носит служебный характер?
— Сэр?
— Вы мне ответили. Считаете ли вы, что на такой вопрос следовало отвечать?
— Нет, сэр.
— Не бойтесь. Я вас не выдам, сержант.
Тут изнутри подкатил штабной автомобиль. Часовые распахнули ворота, я прошел на территорию лагеря и забрался в машину.
По пути к штабу я не переставал изумляться. Территория была тщательно распланирована. На коротко подстриженной траве газонов не видно было ни единого камешка. На широкой, обсаженной деревьями дороге нам повстречался взвод солдат во главе с сержантом. Солдаты шли в ногу и, проходя мимо, во весь голос что-то скандировали. Машина остановилась перед двухэтажным зданием. Очевидно, это был штаб. Оно отдаленно напоминало дворец, и я пытался разгадать, что здесь было раньше: госпиталь, школа, а может быть, даже монастырь. Я вышел из машины, и двое часовых, вооруженных винтовками, вытянулись по стойке «смирно». Один из них направился ко мне.
— Мистер Уильямс?
— Да?
— Полковник Бронсон ждет вас, сэр. Прошу следовать за мной.
Мне не оставалось ничего другого, как последовать за ним в дом. Мы прошли по длинному коридору, миновали большую комнату, где стучали на машинках четыре девицы из женской вспомогательной службы, и остановились у дверей с табличкой «Начальник пункта полковник Чарльз Бронсон». Часовой постучал, открыл дверь и отступил в сторону, давая мне дорогу.
Бронсон сидел у окна за письменным столом, на котором стояла табличка с его фамилией. Позади был укреплен на подставке большой американский флаг, перед столом стояли два кожаных кресла, а у одной из стен — длинная кожаная кушетка. Чарли посмотрел на меня, встал и направился ко мне с протянутой рукой. Я пожал ему руку.
— Как поживаешь, Чарли?
— Хорошо, Капа. Просто хорошо. А ты?
— Как нельзя лучше.
Он улыбнулся, и улыбка чудесно изменила его лицо.
— Боже мой, я так рад тебя видеть, — сказал он.
Его слова звучали искренне, и я уселся в кресло.
— После Форт-Худа в Техасе я не встречал другой такой части, как эта.
— Ты был в Худе, Капа? Не знал. Я тоже был в Худе.
— Я писал очерк о новобранце и проследил весь его путь, начиная с призыва на службу и кончая лагерем основной военной подготовки. Это был нелегкий путь. Здешний лагерь напомнил мне об этом. Чего ты добиваешься, Чарли?
— Генеральской звезды.
Ответ был настолько откровенный, что я пару минут просто не знал, что сказать. Знаете, как это бывает, когда встретишь человека, которого давно не видел. Все приглядываешься, насколько он изменился и сохранились ли ваши прежние отношения. Осторожно нащупываешь путь, пока какой-нибудь штрих не даст ключ к разгадке. Я закурил, чтобы протянуть время.
— Ты, наверно, знаешь, что со мной случилось? — спросил Бронсон.
— Знаю, Чарли.
— Как ты меня нашел?
— Я начал с доктора Уотсона из дивизии.
— Сукин сын.
— Потом зашел к полковнику Армстронгу в Париже. Он и сказал мне, что ты здесь.
— Да, я здесь. Как тебе это нравится?
— Бастилия Бронсона?
Он бросил на меня пронзительный взгляд.
— Что, что?
— Так называют твой лагерь — бастилия Бронсона. Я думал, ты знаешь.
— Нет, не знал. С тех пор как мы расстались, я коллекционирую прозвища. Это что-то новое.
— Даже я знаю эти прозвища, Чарли: пират, фанатик.