Генеральская звезда

— Маргарет все время твердит это.

— Из чего же она исходит?

— Из опыта своего замужества. Она пришла к выводу, что я выбрал не ту специальность.

— Да?

Это «да» вполне уместно, когда один из собеседников начинает говорить о себе. Оно не нарушает хода его мыслей и в то же время подтверждает, что его слушают.

— Она не очень высокого мнения об армии как месте, где можно сделать карьеру.

— А ты?

— Справедливый вопрос.

— И какой же твой ответ, Чарли?

— Не могу сказать ни да ни нет. Вот ты корреспондент и, наверно, убежден, что знаешь кое-что об армии, так? Ты высаживался на плацдармах, участвовал во вторжениях, страдал, видимо, от «окопной стопы», тебя небось кусали вши, и ты испытывал радость, когда видел проявления солдатской смекалки. И все же я утверждаю, что ты и представления не имеешь об армии.

— Вполне возможно.

— Я говорю сейчас об армии мирного времени. Ты не представляешь, что значит быть самой маленькой спицей в этой колеснице, иными словами — свежеиспеченным вторым лейтенантиком, только что выпорхнувшим из стен Вест-Пойнта и назначенным в часть. Тебе не знакомо самочувствие человека, вся жизнь которого строго контролируется. Друзей ты обязан выбирать только с учетом их звания. Если ты попадаешь в гости к более высокому чину, тебе надо пресмыкаться перед ним, словно перед богатым дядюшкой. Не вздумай бунтовать, если он окажется болтливым и самоуверенным болваном и начнет лапать твою жену. Со знаками различия второго лейтенанта ты можешь выигрывать в гольф только у вторых же лейтенантов, да и то если они произведены позднее тебя. Особенно обидно, что ты должен делать вид, будто играешь в полную силу, чтобы победа твоих противников казалась заслуженной. Капитану всегда хочется верить, что он победил тебя по-настоящему, хотя знает, что ты поддался, что в честной игре успеха бы ему не видать. Ты, может, решишь, что это ребячество?

— Я никогда не принимаю поспешных решений.

— Наверно, я проигрывал не очень старательно, иначе меня не продержали бы во вторых лейтенантишках дольше любого другого второго лейтенанта во всей американской армии. Маргарет без устали твердила, что либо я должен играть, как заведено в армии, либо вообще выйти из игры... Она ведь старше меня, Капа. Я говорил тебе?

— И намного?

— На семь лет. Я до сих пор не знаю, почему она вышла за меня замуж. Хотя, возможно, ответить на этот вопрос не так уж трудно. Это произошло в разгар депрессии, когда только армия казалась чем-то постоянным и надежным. Но Маргарет быстро прозрела. В течение первых пяти лет нашего брака меня перебрасывали с места на место шесть раз. Для женщины это чертовски тяжело: хлопотать об упаковке мебели, ломать голову над вопросом, каким окажется очередной начальник мужа, надеяться, что его женушка не умеет играть в бридж (и следовательно, не нужно будет ей проигрывать), воевать за приличную квартиру на новом месте, обсуждать все эти проблемы с женами других офицеров, мучительно размышлять, когда наконец муж получит следующий чин (для жены любого офицера это самое важное на всем белом свете). А вот сам я чувствовал себя совсем по-другому. Армия надоела мне уже года через два после того, как я покинул Вест-Пойнт. Служба оказалась делом очень простым — никаких трудностей, никаких поводов что-то преодолевать, с чем-то бороться. Мне быстро осточертели коллеги — офицеры вместе с их женами, у которых только и разговору, что о повышении по службе. Их кутежи и нелепые коктейли вызывали у меня отвращение. Они были настолько глупы, что иногда я с трудом сдерживался, чтобы не взвыть. И все же время от времени я задавался вопросом: а может, и они испытывают то же, что и я? Иногда я смотрел на себя как бы со стороны и приходил к выводу, что успел приобрести защитную окраску той среды, которая меня окружала. Не происходило ли того же с моими коллегами?

— Возможно, и в самом деле происходило?

— Не знаю, я не нашел ответа. Кто, по-твоему, подлинные жертвы в армии мирного времени?

— Кто?

— Жены. У нас по крайней мере хоть было чем себя занять — мы играли в солдатики, проводили всякого рода упражнения и учения, отправлялись в лагеря и все такое.

А у наших жен ничего этого не было. Сколько можно бегать по магазинам? Не потому ли армейские семьи всегда так многочисленны? Женщины находят утешение в своих младенцах. У нас с женой детей не было. Наши жены встречались друг с другом, играли в бридж, занимались рукоделием и даже устраивали с этой целью посиделки. Но чем бы они ни занимались, дело никогда не обходилось без выпивки, и уже года через два я обнаружил, что к вечеру Маргарет всегда бывала навеселе. Откровенно говоря, я не очень возражал. Почему? Да потому, что в те дни и сам никогда не пропускал случая выпить. Слава богу, что началась война.

— Как, как?!