Ответ: Я не могу точно припомнить даты, когда мне стало известно о подготовке к войне против СССР, но, вспоминая обстоятельства осени 1940 года, я могу сказать следующее:
1. В это время действительно существовал приказ о подготовке к войне, но к России он никакого отношения не имел. Речь шла о захвате Гибралтара с проходом наших войск через Испанию. Эта операция была полностью подготовлена, но, к сожалению, от нее отказались[30].
2. Рождество 1940 года я провел вместе со своими чадами и домочадцами в Румынии, примерно в 300 км от русской границы. Если бы мне было известно о предполагавшихся военных действиях против Советского Союза, я вряд ли решился бы уехать со всей семьей в Румынию, где мы находились в непосредственной близости от советской границы.
Эти два обстоятельства и заставляют меня сомневаться в существовании осенью 1940 года приказа о подготовке к войне с Советским Союзом. При всех обстоятельствах, если бы такой приказ был, я знал бы о нем не позже, чем за две недели до его подписания.
Вопрос: Каково было ваше отношение к нападению Германии на Советский Союз?
Ответ: Я всегда являлся противником войны с Россией. Когда я узнал о военных планах Гитлера против СССР, я просто пришел в ужас. В то время вся авиация была брошена на Запад и действовала против англичан. Задачи, стоявшие перед нашей авиацией были еще далеки от завершения, а мне предстояло, в случае войны с Россией, перебросить на Восточный фронт добрую половину самолетов. Я неоднократно пытался отговорить фюрера от его намерений воевать с СССР, но фюрер носился с мыслью войны против России и разубедить его я не мог. Я считал, что война против СССР нецелесообразна.
Вопрос: Как вяжется такая точка зрения с вашими многочисленными заявлениями о ненависти к Советскому Союзу и о том, что Советский Союз будет раздавлен?
Ответ: Я был бы очень удивлен, если бы вы могли предъявить мне хотя бы одну мою речь, сказанную в этом духе. Вопрос стоял не о ненависти или любви к Советскому Союзу, а о целесообразности войны с СССР. Я считал, что воевать с СССР нецелесообразно, но, вместе с тем, я всегда был противником Вашего мировоззрения, но, одно дело быть противником войны с Советским Союзом, а другое — высказывать в печати единое мнение по этому вопросу. После того, как фюрер начал войну, моим долгом было сделать все, чтобы эту войну выиграть. Я всегда считал Сталина великим противником.
Вопрос: Вы сами бывали на Восточном фронте?
Ответ: Я был в России очень недолго. Знаю один только русский город — Винницу. В Винницу я приезжал не по военным делам, а потому, что меня интересовал театр[31].
Вопрос: В свое время вы клялись, что ни одна бомба не упадет на Берлин?
Ответ: Все это утверждения вражеской пропаганды. Я только говорил, что сделаю все от меня зависящее, чтобы на Берлин не упала ни одна бомба[32]. Кроме того, это было сказано тогда, когда мы имели полное превосходство в воздухе.
Вопрос: Какой удельный вес вы имели в партии?
Ответ: До 1928 года я был в СА, с 1923 по 1928 год я находился за границей. В 1928 году я снова приехал в Германию, но в партии уже не работал. В 1928 году я был избран депутатом Рейхстага. В 1930—1931 г. мое положение в партии стало более значительным. Я играл большую роль в Рейхстаге. С конца 1931 года до 1933 года я был политическим уполномоченным фюрера и играл большую роль в вопросах ведения переговоров с другими организациями и с заграницей. Я играл решающую роль в сформировании правительства, так как находился в хороших отношениях с Гинденбургом.
Вопрос: За последние годы согласовывались ли с Вами государственные и партийные вопросы?
Ответ: Государственные вопросы да, партийные нет. Я не занимал какого-либо поста в партии, но как второе лицо в государстве, я принимал большое участие в решении государственных вопросов. В партийную иерархию я не вмешивался, так как я занимал 6—7 государственных постов, и мне и без того вполне хватало работы.
С тех пор, как пост секретаря рейхсканцелярии занял Борман, мой сильнейший противник, я совсем перестал заниматься партийными делами. Полностью я был выключен из партийной жизни в 1943 году. Никогда, даже в самые влиятельные годы моей жизни, я не пользовался таким влиянием на Гитлера, как Борман. Мы называли Бормана «маленький секретарь, большой интриган и грязная свинья». О решении партии я узнавал уже после того, как они были приняты. С тех пор, как пришел Борман, я только один раз делал доклад на собрании гауляйтеров[33] о воздушной обстановке.
Мое положение в партии покоилось только на моем личном авторитете и моем положении — как преемника Гитлера.
Вопрос: Каковы были ваши взаимоотношения с Гитлером?
Ответ: Мои отношения с фюрером были отличные до 1941 года. В ходе войны они все время ухудшались, пока не дошли до полного краха.
Вопрос: Что вы понимаете под крахом ваших отношений с Гитлером?