Генералы песчаных карьеров

Профессор никогда не видел мать Леденчика, не знал, кто она и что. Но сейчас на месте Доры стояла она — в этом не было сомнения, — и он позавидовал счастью своего товарища.

Они нашли Педро на пляже. Эту ночь он провел не в пакгаузе, а здесь, на нагретом и ласковом песке, глядя на луну. Дождь перестал, а ветерок был теплый. Профессор растянулся рядом. Дора села посередине. Педро поглядел на нее искоса, ниже надвинул на лоб берет.

— Вчера ты очень помог нам с братом… — сказала она.

— Тебе надо уйти, — ответил Педро.

Дора не произнесла ни слова, но заметно опечалилась. Тогда заговорил Профессор:

— Нет, Педро. Не надо ей уходить. Она нам, как мать. Честное слово, всем — как мать. И повторил еще и еще раз: — Как мать… Как мать…

Пуля окинул их взглядом, снял берет, сел на песке. Дора смотрела на него ласково. Им она, как мать. А ему она и мать, и сестра, и жена. Он сконфуженно улыбнулся ей:

— Я просто подумал, цапаться из-за тебя начнем… — Она замотала головой, но он продолжал: — А потом улучат минуту, когда нас с Профессором не будет…

Все трое засмеялись, а Профессор снова сказал:

— Теперь уже можно не бояться. Она нам, как мать.

— Ладно, оставайся, — решил Педро, и Дора улыбнулась ему: он успел стать ее героем, хоть она никогда еще не думала ни о чем подобном, — время не пришло. Она любила его, как сына, лишенного ласки и заботы, как старшего брата, который всегда придет на помощь, как возлюбленного, равного которому нет в целом свете.

Но Профессор заметил, как они улыбаются друг другу, и, помрачнев, повторил еще раз:

— Она нам, как мать!

А помрачнел он потому, что и для него она была не матерью. И ему стала она возлюбленной.

Дора, сестра и невеста

В платье особенно не побегаешь и через забор не перепрыгнешь, а Дора ничем не хотела отличаться от «капитанов». Она выпросила у Барандана штаны, которые ему подарили в каком-то богатом доме. Негритенку они были велики, и потому он согласился, а она укоротила штанины, подпоясалась веревкой, следуя негласной моде «капитанов», а платье заправила в них, как рубашку. Если б не длинные золотистые волосы и не груди, ее вполне можно было бы принять за мальчишку.

В тот день, когда она в своем новом обличье предстала перед Педро, тот захохотал так, что не устоял на ногах и покатился по полу. Наконец он с трудом вымолвил:

— Ох, уморила…

Дора опечалилась, и он перестал смеяться.

— Я не желаю у вас на шее сидеть. Отныне всюду буду с вами.

Удивление Педро было безмерно:

— Это что же…

Дора спокойно глядела на него, ожидая, когда он договорит.

— …ты с нами отправишься дела делать?

— Вот именно, — отвечала она решительно.

— Да ты с ума сошла!

— Вовсе нет.

— Неужели сама не понимаешь, что это занятие не для девчонки? Мы, мужчины…

— Тоже мне мужчины! Мальчишки вы, а не мужчины!

— Но мы по крайней мере в брюках ходим… — только и нашелся он что возразить.

— И я тоже! — радостно воскликнула она.

Педро в замешательстве поглядел на нее, смешно ему уже не было. Потом после некоторого раздумья сказал:

— Если полиция нас возьмет, мы выкрутимся. А ты?

— И я выкручусь!

— Тебя отправят в приют. Ты даже и не знаешь, что это такое…

— И знать не хочу. Что с вами будет, то и со мной.

Педро пожал плечами, как бы говоря, что с таким упрямством совладать не может. Его дело — предупредить, а она пусть поступает как знает. Но Дора заметила, что он озабочен, и потому сказала:

— Вот увидишь, я не подведу.

— Да где это видано, чтоб девчонка путалась в такие дела?! А придется схлестнуться — ты что, в драку долезешь?!

— Необязательно мне драться. Разве мне другого дела не найдется?

Педро согласился. В глубине души он был доволен настойчивостью Доры, хотя и не знал, что из этого всего выйдет.

И вот полноправным членом шайки Дора, неотличимая от «капитанов», шла с ними по улицам Баии. Теперь город уже не казался ей враждебным: она полюбила его и изучила все его улицы и закоулки, она овладела искусством вскакивать на подножку движущегося трамвая и лавировать в потоке автомобилей. Она стала ловчее самых ловких, проворней самых быстроногих. Ходили они обычно вчетвером: Дора, Педро, Большой Жоан и Профессор. Верзила негр никуда не пускал ее одну и тенью следовал за нею, расплываясь в счастливой улыбке, когда она обращалась к нему. Он был предан ей, как пес, и не уставал удивляться ее дарованиям и талантам: ему казалось, что в храбрости она не уступит самому Педро.

— Похлеще любого парня! — с изумлением говорил он Профессору.

А тому как раз это не очень нравилось: он мечтал, чтобы Дора поглядела на него с нежностью, — только не с материнским участием, как на малышей или на Вертуна с Леденчиком, и не с братским чувством, как на Большого Жоана, на Кота, на Безногого и на него самого. Профессор хотел, чтобы она поглядела на него с любовью — как на Педро, когда тот мчался по улице, удирая от полицейских, а вслед ему несся истошный крик хозяина какой-нибудь лавчонки:

— Держи его! Держи вора! Караул, грабят!

Но такие взгляды она обращала только к Педро — к нему одному, — а он и не замечал их.