Генералы Великой войны. Западный фронт 1914-1918

Фельдмаршала Хейга и его командующих армиями часто обвиняют в том, что они шли «напролом», что они отдавали приказы командующим корпусов и дивизий идти в наступления, которые, как впоследствии оказывалось, были малорезультативными или не имели шанса на успех. На самом деле редко дело обстояло именно так (это подтверждают разобранные выше операции на Сомме или где бы то ни было), обычная практика заключалась в том, что они спускали задачи на самый, по возможности, низший уровень командования, например дивизионный или даже бригадный, где и принимались решения для выполнения той или иной задачи и разрабатывался подходящий план. Хейг и другие армейские командующие могли, и часто так и поступали, критиковать эти планы, но в конце концов, если младший командующий настаивал на выполнении задачи определенным способом, ему, как правило, предоставлялась такая возможность. Примером служит и Камбре — случай с командиром 51-й дивизии Харпером, поскольку, хотя ему и было приказано использовать танки, он разбил их на маленькие группки, которые шли далеко впереди от пехоты. В результате во время битв за самые сильные позиции по всей линии прорыва танки и пехота не обеспечивали друг другу прикрытия, как это происходило на других участках поля сражения.

Другая проблема была связана с командованием «эксплуатационными» силами — пятью дивизиями кавалерийского корпуса, поскольку генерал Каванаг предпочел сделать ставку в Фэне, расположенном в 10 км от фронтовой линии. Три кавалерийских дивизии — 1-я, 2-я и 5-я — прибыли в Фэн к утру сражения к 6 часам 20 минутам, но две других — 3-я и 4-я — остались позади. Командование кавалерией осуществлялось из ставки в Фэне и строго по личным приказам Каванага, что означало, что любое требование в развертывании кавалерии, — а она действовала следом за общим наступлением, — исходящее от дивизионного командующего пехотой с фронта, шло оттуда назад к Каванагу, который только и отдавал приказ ожидающим своей очереди кавалерийским дивизиям. В ретроспективе событий очевидно, что эти три дивизии должны были или быть приданы под прямое командование штурмовых пехотных корпусов, или Каванаг должен был подтянуть свои дивизии к линии фронта и оставаться при них. Для командующего важно было знать, что именно происходило на передовых позициях, это была информация первостепенной важности. Ее всегда было трудно добыть, но когда в конце концов с передовой приходили новости, командующий имел возможность предпринять более оперативные действия, но место ему было вовсе не в Ставке.

Наиболее достоверная информация поступала от Королевского летного корпуса, эскадрильи которого осуществляли разведку боем, поэтому вошло в обыкновение устраивать штаб на приличном расстоянии от линии фронта рядом с авиабазой, где вряд ли разрыв снаряда смог бы оборвать телефонный кабель и откуда генералы, в свою очередь, могли бы поддерживать связь с вышестоящим начальством.

Во время Первой мировой войны для дивизионного командира признавалось более важным быть на связи с армейским начальством или штабом корпуса, чем с командующими бригадами или батальонами. Предпочтение отдавалось коммуникации «вверх», нежели «вниз», что означало, что те, кто должен был владеть информацией о ситуации на передовой и, следовательно, иметь возможность быстро на нее реагировать, были привязаны к штаб-квартирам. Это составляло особую проблему для штурмовых соединений, так как положение на передовой во время наступления стремительно менялось, и любой прорыв требовал удержания, дабы противник не смог закрыть брешь. В сражении при Камбре местоположение штаб-квартиры кавалерийского корпуса было выбрано совершенно ошибочно, оно влекло очевидное и неизбежное промедление — а промедление загубило многие наступления в ходе этой войны, — так что Бингу и Хейгу, конечно, следовало приказать Каванагу переместить штаб ближе к линии фронта, чтобы избежать риска тех заминок, которые столь пагубно сказались в сражении при Лоосе и других битвах. Почему ни тот, ни другой не отдал такой приказ, трудно объяснить.