Генератор чудес

После одного из таких "концертов", когда они на минуту оказались одни в комнате, он с плохо скрытым волнением сказал ей: - Спасибо вам, Анна Константиновна. Раньше я просто любил музыку, а вы научили меня понимать ее. Теперь я знаю, что она такое: это - способ выражения тех сложных и тонких эмоций, которые нельзя передать никакими другими средствами. Есть такие... Ведь никакой язык, никакая литература не могут так полно выразить сразу всю сумму чувств, мыслей с их характером, степенью напряженности, глубиной, искренностью, - как музыка... как песня, даже самая простенькая, какой-нибудь напев... Это - язык души. Я начинаю понимать его... А вы, очевидно, прекрасно владеете им.

Анна очень смутилась и не столько от похвалы, сколько от опасения, что Николай действительно понял ее. Она тогда импровизировала на темы из Оффенбаха и любовные терзания Гофмана неудержимо и странно сливались в ее музыкальной фантазии с образом Николая... Неужели он почувствовал это? Но тогда, значит, она в самом деле овладевает "языком души" - самой трудной вершиной искусства!

После этого инцидента работа над своим мастерством приобрела для Анны особый смысл и еще сильнее увлекала ее... Сегодня, в это чудесное утро она поработает! Наташа сладко спала, разметавшись, по обыкновению, на своей кровати и Анна решила не будить ее так рано.

Она быстро оделась, умылась и вышла в столовую. Тетя Паша орудовала около парящего самовара. Это была ее затея. Тетя Паша глубоко презирала электрический чайник, утверждала, что в нем "никакого вкусу нет" и что чай из него - "вредный". Ридан в свое время восторженно поддержал хозяйку и все ее аргументы, для которых, со своим обычным серьезным юмором, чуть не ежедневно за столом изобретал невероятнейшие "научные" обоснования. Самовар "ставился" по всем правилам, освященным веками - углями с лучинками; для него на кухне было сооружено специальное устройство с железной трубой во двор, и только один Мамаша, на которого пали, кроме всего прочего и сношения с органами пожарной охраны, знал, чего стоило осуществить эту чудную стариковскую затею...

Впрочем и молодежь, вначале скептически встретившая самоверную реформу, со временем стала обнаруживать в ней то одни то другие достоинства. И накрытый стол с самоваром оказался куда более уютным и красивым, и чай был дольше горячим, и пар все же немного увлажнял слишком сухой при центральном отоплении воздух... А главное - воспоминания детства, то и дело вспыхивавшие у них под тихий рокот кипящей под крышкой воды или под ни с чем не сравнимые "разговоры", мелодичное пение, птичий щебет, "колокольцы", "серебряные молоточки" - все те удивительные звуки, что издавал, как живое домашнее существо, медленно остывающий самовар, и для которых у тёти Паши всегда находилось готовое название.

Вот и сейчас он стоял на сверкающем подносе, рокотал обиженно и нетерпеливо, будто сердясь, что люди не идут к столу. Анна улыбнулась ему, хозяйке... В комнате приятно попахивало древним самоварным дымком.

- Доброе утро, тетя Паша!.. Неужели все еще спят?

- Мужчины-то, небось, встали давно... А вот чай пить не идут. Зови-ка... Да и Наталью буди.

Анна позвонила к отцу в лабораторию. Ответа не было. В кабинете его тоже не оказалось.

Увидев его постель, Анна поняла, что он и не ложился. Встревоженная, она позвонила вниз, Николаю.

- Отец у вас, Николай Арсентьевич?

- Нет, я его еще не видел сегодня.

- Он не ложился спать!.. Может быть, он уехал ночью?

- Вы, кажется, волнуетесь, Анна Константиновна? Успокойтесь, сейчас я все выясню и приду.

Спокойный тон удался Николаю, но волнение охватило его мгновенно. Он быстро сунул руку в карман. Так! Вот ключ от лаборатории, который Ридан зачем-то дал ему вчера расставаясь. "На всякий случай, у меня есть другой", - сказал он тогда.

Николай выскочил в коридор и побежал.

Лаборатория профессора была заперта. Он постучал, прислушался; ответа не было, но слух уловил какое-то движение. Он вставил ключ, распахнул дверь и на момент застыл на пороге.

Прямо перед "ГЧ" глубоко в кожаном кресле, очевидно принесенном из кабинета, лежал Ридан. Голова его бессильно склонилась набок, левая рука, посиневшая и набухшая, безжизненно свисала к полу. Немного правее, в клетке, отодвинутой вчера Николаем, стоял Симка, высоко охватив руками прутья решетки, и едва слышно поскуливал

- Папа! - в ужасе крикнула Анна за спиной Николая, бросаясь вперед.

Николай успел схватить ее и удержать.

- Туда нельзя, видите - аппарат работает. И успокойтесь, он спит.

В самом деле, "ГЧ" смотрел на них сбоку большим круглым глазом светящейся шкалы.

Николай все понял сразу: профессор на себе решил проверить "волну сна". И вот...

- Что же делать? - тревожно спросила Анна.

- Сейчас сообразим...

Николай подошел к "ГЧ". На листе бумаги, прикрепленном к аппарату, крупными буквами было написано:

"Осторожно! "ГЧ" включен! Внимание!".

Рядом на столе, куда указывала стрелка, нарисованная внизу листка, лежала записка, написанная ясным почерком Ридана:

"Ник. Арс.!

У меня что-то не вышло. Но не волнуйтесь, я сплю. Будите так: