В кают-компании тоже шла лихорадочная подготовка: Ганс получал последние инструкции, разведывательные задания; выучивал наизусть адреса явок, имена разведчиков, о существовании которых в Эстонии он до сих пор и не подозревал, сроки встреч и связи по радио с центром. Все это он повторял по несколько раз вслух, потом, чтобы крепче запомнить, записывал на маленьких блокнотных листках, которые тут же у него отбирал и сжигал в пепельнице сидевший против него инструктор.
Почти все уже было закончено, когда в каюту снова вошел радист с бумажкой в руке. При общем молчании, листок этот, как и прежде, обошел всех, кроме Ганса и вернулся к шефу. Только реакция теперь была иная. Раньше их лица довольно откровенно выражали: "не то!". Теперь они совсем ничего не выражали. Как будто они просто посмотрели на заведомо чистый лист бумаги.
И Ганс понял: это было "то". И почувствовал как какая-то непонятная глухая стена сразу отделила их всех от него и порвала все человеческие ниточки, понемногу протянувшиеся от них к нему за время этой встречи.
А внешне все было по-прежнему. Шеф снова подлил коньяку себе и Гансу и Ганс тут же медленно выпил, чтобы заполнить чем-то эту минуту страшной неопределенности.
Внезапно наступила тишина: остановились машины "Эрваллы". Это было очень хорошо слышно, и означало, что судно пришло и стало на указанное место; но никто, будто и не заметил этого.
Инструктор, сидевший напротив, выискивал что-то в своей записной книжке. Шеф небрежно протянул ему полученный листок и тут же впервые спокойно назвал его по имени. И в этом было что-то угрожающее.
- Ну, что-ж, Герхард... Действуйте соответственно, - сказал он.
- Осталось немного, - пробормотал тот. - Я только отмечу у себя некоторые данные... Итак, Юхо, как звать вашу тетушку?
- Лайне Тооп.
- Лай-не То-оп, - повторил Герхард, записывая. - Ее возраст?
- Сорок три года.
- Живет она где?
- На хуторе Вооркиле, около местечка Рынгу.
- Там вы с ней и встретились?
- Да.
- Когда?
- Пять дней тому назад. Двадцать четвертого июля.
Ганс отвечал с твердостью обреченного, потому что теперь, наконец, он действительно все понял.
- Ну вот и все, - бодро сказал Герхард, пряча свою записную книжку в задний карман, а левой рукой протягивая через стол листок, принесенный радистом. - Теперь прочитайте вот это.
И все же Ганс не ожидал того, что там было написано.
"...Вчера посетил хутор Вооркиле близ Рынгу. Привет Риккерта передавать некому. Лайне Тооп скончалась в апреле сего года воспаления легких - 852".
В первые секунды мысли Ганса с бешенным напряжением искали выхода из положения. Снова и снова он перечитывал текст, чтобы продлить время. Не поднимая глаз, он все же увидел, как правая рука Герхарда вернулась из-за спины и над краем стола появилось дуло пистолета.
Звякнул телефон, шеф схватил трубку.
- Уж не заснули ли вы там, ваше сиятельство... - забасил голос из трубки.
- К черту! - раздраженно закричал шеф. - Все к черту, слышите, Эрвин?! Поворачивайте немедленно на север и - полный вперед! Самый полный!..
Необычайное спокойствие вдруг снизошло на Ганса. Он понял, что все его планы и надежды рухнули, что ничего больше сделать нельзя. Можно только ждать, когда наступит конец. Ждать и, пожалуй, лучше всего просто молчать.
- А теперь, Риккерт, - произнес тихим, свинцовым голосом Герхард, рассказывайте, как все было на самом деле.
Ганс поднял глаза, встретил холодный, угрожающий взгляд... И вдруг почувствовал легкое головокружение. В следующий момент все его члены охватила непреодолимая слабость, голова начала клониться к столу, веки неудержимо смыкались. Сознание быстро отдалялось куда-то прочь от него.
Успела промелькнуть мысль: "отравили... в последней рюмке - яд". И больше никаких мыслей не стало.
* * *
Никто из людей, находившихся на "Эрвалле", не знал, и никогда не узнал о том, что произошло дальше.
Минут через сорок после того, как судно легло в дрейф, войдя в береговые воды Эстонии, туман, окружавший его, осветился сильными прожекторами двух советских сторожевых катеров. Один из них остановился в некотором отдалении, другой подошел ближе и сигналами запросил судно о его национальной принадлежности. Шхуна не ответила. Она казалась мертвой. Судовые огни были погашены, люди не появлялись.
Катер приблизился вплотную к борту, и в тот же момент отряд вооруженных пограничников, как стайка птиц, перенесся на "Эрваллу".
Странную картину увидели они там.
Освещенный прожекторами туман бросал серый сумеречный свет на палубу, и обнаруживал на ней там и сям распростертые тела людей. Тотчас же выяснилось, что все они живы и даже, по-видимому, невредимы - об этом говорили здоровый цвет лиц, отсутствие каких бы то ни было внешних повреждений. Похоже было, что они спят, но все попытки разбудить их, привести в сознанье, в чувство, оказались безуспешными.
В таком же состоянии были найдены штурман в своей рубке, вахтенный у штурвала, радист, часть команды, отдыхавшая в кубрике, словом, все население шхуны.