Генератор чудес

Пригородный поезд из Мюнхена деловито подлетает к одной из дачных станций Розенгеймской дороги — километрах в двадцати от города. Он сходу останавливается, выпускает на пустынную в этот час платформу густую толпу пассажиров и немедленно отправляется дальше, быстро набирая скорость. Люди со свертками, хозяйственными сумками, молча и торопливо устремляются к своим домам, к короткому ночному отдыху после трудового дня в городе. Платформа пустеет раньше, чем поезд скрывается из виду. Просто удивительно, как быстро исчезает куда-то вся эта масса людей. Уже через одну-две минуты только на главной улице, идущей прямо от станции, можно увидеть несколько человек; больше нигде никого нет. Таков темп жизни. Во всем чувствуется темперамент военного времени.

Двое вышли из одного вагона и движутся в одном и том же направлении — по главной улице. Один — пожилой, усатый, в рабочей кепке, другой — высокий, светловолосый, бледный, молодой человек, следует за ним шагах в сорока. Через несколько минут передний сворачивает в переулок налево, потом направо. В конце улицы он входит во двор и исчезает в маленьком домике, но тотчас же появляется снова и, открыв калитку, ждет около нее. Когда второй точно повторив все его повороты, проходит мимо, он говорит тихо:

— Входи, Ганс, все в порядке.

Небольшая светлая комната встречает их готовым к ужину столом и таким ароматом кулинарии, доносящимся вместе с шипением из кухни, что пришедшие, даже не переглянувшись, начинают как-то странно и, по-видимому, бессмысленно улыбаться. Впрочем все это не так просто, как может показаться. Сегодня Ганс проснулся около шести утра, причем спал он только три часа; с тех пор у него во рту, кроме двух стаканов зельтерской воды, перехваченных на улице, по возвращении с полигона, ничего не было. Во все последующее время его язык едва мог двигаться во рту — так было там сухо и терпко.

— Мойте руки скорей и садитесь за стол, у меня все готово, — говорит тетушка Марта входя, чтобы поздороваться. — Э, Ганс, милый, что это с тобой, не болен ли?

— Устал немного, — улыбается Ганс, — да и голоден, правду сказать… Ты меня прости, тетушка Марта, но… вот смотри, — он подносит к ее глазам часы, — через десять минут я должен быть там, — он указывает глазами куда-то вверх. — Вы садитесь без меня.

Женщина явно, неподдельно огорчена; она беспомощно смотрит на мужа.

— Ничего не поделаешь, Марта. Так нужно, он прав. Нужно, действительно, — понимаешь?.. Иди, Ганс. Мы подождем тебя. Не больше часа, ведь так?

— Думаю, так.

— Иди.

Ганс выходит в прихожую, открывает дверцу в крошечный чуланчик; согнувшись, кое-как влезает туда, вытащив предварительно какой-то мешок, потом ящик. Луч карманного фонарика помогает найти нужные сучки в дощатой переборке… Боковая стенка открывается так, что Ганс, прижавшись в угол, едва протискивает в образовавшуюся щель свое тело. Теперь он «у себя». Вспыхивает лампочка.

Тут можно только сидеть — и то согнувшись. Площадь каморки — метр на полметра. Он сидит на низком ящике. Перед ним вместо стола — полка из одной доски, на ней слева — панель передатчика с ребристыми ручками. Справа — ключ Морзе. Между ними, как раз под лампочкой — пространство для тетради.

Он кладет перед собой часы, тетрадь, карандаш, включает передатчик, ждет пока нагреются лампы, потом проверяет «эфир»…

Легкий стук в чуланчик заставляет его насторожиться.

— Это я, Ганс, открой на минутку.

Ганс открывает.

— На-ка держи. А то ты, чего доброго, заснешь там, а мне так и ждать тебя до утра? Из темноты в каморку протягивается рука с кружкой крепкого, темно-коричневого чая. — Не начал еще?

— Нет. Еще две минуты. Спасибо, дядя Вил… Ах, как ты это здорово придумал! Это же мечта, самое нужное сейчас… Большое тебе спасибо…

— Я тут не при чем. Это все Марта. Ну, действуй, да помни: мы ждем…

Ганс надевает наушники, кладет руку на ключ, закрывает глаза и — уносится далеко на восток, вместе с сигналами, срывающимися с его антенны:

…cq… cq… cq… cq… eu2bd

Через несколько минут он переключает антенну на прием. И слушает, медленно поворачивая ручку настройки вправо и влево — в пределах двух-трех делений лимба, останавливаясь и прислушиваясь к щебету сигналов, которыми полон эфир…

И вот он оставляет ручку. Знакомые интонации, как голос любимой, прерывают его полет.

…ma-ama, ma-ama, ma, ma, mama-a…

Это он…

…eu2bd… eu2bd… перехожу на прием, — звучит в наушниках.

Ганс включает передатчик на пойманную волну.

…eu2bd, слушайте… основные помехи устранены, ускорьте проверку по переданной ранее схеме расположения диполей, тогда сообщу новую схему… антенна сорвана ветром…

Кисть Ганса, плавно изгибаясь к запястью, колеблется над ключом…

«Прощайте, товарищ Мюленберг, — думает он, сжимая покрасневшие веки. — Мы выполним ваше задание, чего бы это ни стоило. И я не забуду вас никогда…»

ЧАСТЬ ВТОРАЯ СЕМЬ БУКВ

ГЛАВА ПЯТАЯ «ГЧ»