Генератор чудес

— Что ж, очевидно, вы правы, — согласился Ридан. — Тут вам и книги в руки. Признаться, я не очень хорошо разбираюсь в ваших волновых процессах… — Он усмехнулся как-то успокоенно. — И знаете, с тех пор, как мы работаем вместе, меня это обстоятельство совсем перестало тревожить!..

Еще месяц промчался в напряженной работе. Николай, по-прежнему забывая себя, увлеченно преследовал намеченную цель. По-прежнему не хватало суток. Закончив облучение пробирок, он спускался вниз в свою радиотехническую лабораторию. Тут было его царство, где господствовали законы физики — такие ясные и твердые, когда они не вторгались в чуждую ему «страну живой материи». Все тут было близко и знакомо — задачи, методы, приборы, инструменты, материалы, язык, на котором говорили люди, так легко, с полуслова понимая друг друга. Да и сами люди. Штат своей лаборатории Николай набрал запросто, из числа известных ему радиолюбителей, следовательно, энтузиастов: он хорошо знал, кто ему нужен здесь, в этом удивительном ридановском учреждении. А главными помощниками его стали давнишние друзья-коротковолновики Толя Ныркин и Володя Суриков, — те самые, с которыми он в свое время начал эксперименты с ультракоротковолновым телефоном в столице.

В этом маленьком царстве энтузиастов уже появились ростки нового сооружения — детали большого генератора для консервирования целых мясных туш. Посоветовавшись с друзьями, Николай смело пренебрег обычным порядком и начал эту работу, еще не решив задачу в лабораторном масштабе. Но он был уверен теперь, что решит ее, знал общие контуры решения. А они позволяли приступить к созданию будущего сооружения, которое уже получило точное название: «консерватор».

Вечером Николай брал у Ридана книгу анализов и уходил в свой кабинет. Цифры распада живого вещества превращались в точки на большом листе клетчатой бумаги. Начинались поиски кривой, которая соединила бы эти точки. Она упорно не хотела обнаруживаться. Она обманывала и кривлялась, неправдоподобными взмахами проскальзывала мимо точек, исчезала вовсе, оставляя пустые участки. Но каждый день приносил новый лист, новые точки и новые кусочки кривой; они складывались, заполняли прорывы.

Занятия эти прекращались на время, когда священный долг коротковолновика-любителя звал Николая к передатчику. Новый круг интересов вступал в действие. Может быть, это был отдых. Откинувшись на спинку кресла, близко придвинутого к столу, закрыв глаза, Николай исчезал в эфире. Здесь, в своем кабинете, в этом особняке-институте, он переставал существовать. Весь превратившись в слух и внимание, он носился над миром, метался из страны в страну, пронизывая призывным кличем своего «це-ку» прибой эфира и циклоны электрических бурь.

Тут разыскивал он знакомые голоса, идущие из комфортабельных кабинетов городов, из палаток путешественников и радиорубок, затерянных в океанах кораблей…

— 73!

— 73 es Dx! — приветствовали они друг друга, спеша к новым встречам.

А иногда нежный, слегка вибрирующий напев останавливал на миг стремительный полет Николая, и, опьяненный свободой, игриво бросал ему:

— 88!

— 88, y! — узнавая женский почерк сигналов, уверенно выстукивал Николай.[6]

И снова возвращался к волне, на которой обычно появлялся его немецкий друг…

Может быть, это был отдых. Но путешествия по эфиру часто кончались только к рассвету, а в восемь утра Николай всегда был уже в лаборатории. Огромное увлечение работой держало его на ногах, но силы падали, вечное напряжение мысли накопляло странное, незнакомое ему ощущение слабости. С трудом он заставлял себя утром подняться с постели, а когда случалось пораньше лечь спать, он долго не мог сомкнуть глаз, тщетно стараясь остановить вихрь мыслей, продолжавших тормошить утомленное сознание.

Однажды вечером, когда по строгому декрету Ридана все обитатели верхнего этажа собирались к столу, Анна, внимательно взглянув на Николая, заметила:

— Вы стали плохо выглядеть, Николай Арсентьевич. Вы нездоровы?

— Нет, как будто ничего. Плохо спал сегодня. Бессонница.

— А если «как будто», то, товарищ профессор, предлагаю вам обратить серьезное внимание на вашего коллегу. Мне известно, что он еще никогда в жизни не пользовался настоящим длительным отдыхом. Да и кратковременным тоже. Правильно, тетя Паша?

— Все правильно, Анюта, — охотно подтвердила та. — Сколько уж я говорила ему!..

— Между тем, насколько мне также известно, — продолжала Анна — уже больше года Николай Арсентьевич работает исключительно напряженно. Образ жизни ведет неправильный, нездоровый. Спит мало. Вчера лег в три. Неудивительно, что началась бессонница. Если так будет продолжаться, то Николай Арсентьевич свалится и…

Это «и» с выразительным многоточием было адресовано прямо Ридану. Анна замолкла.

Николай улыбаясь ждал, что будет дальше.