Генетическая одиссея человека

Оказалось, что этот мужчина имеет Y-хромосому с маркером M173 — каноническую европейскую линию. M173 не был найден ни у одного из сотен исследованных коренных субсахарских африканцев. Поэтому возникал закономерный вопрос — прочему у него такие странные результаты? Протестированные нами маркеры, не относящиеся к Y-хромосоме, включая и обнаруженный мною у зулусских мужчин в середине 1990-х годов, показали, что генетически этот мужчина — африканец. Очевидно, что Y-хромосома рассказывала совсем другую историю — и она поможет проиллюстрировать основную тему этой главы.

Причина, по которой наш афрокарибский мужчина имел европейскую Y-хромосому, заключалась в том, что в какой-то момент прошлого один из его предков по мужской линии должен был иметь отца-европейца. Учитывая историю его семьи, вполне вероятно, что это случилось, когда она жила на Карибах в эпоху рабовладения. Понятно, что для интерпретации этих результатов было важно знать историю последней миграции. Как только были выяснены эти обстоятельства, привести в соответствие данные по Y-хромосоме и всю его остальную генетическую историю стало проще простого, что дало нам представление о его сложном генеалогическом древе.

Был ли этот случай уникальным? Конечно же, нет. Оказалось, что Y-хромосомные линии 30 % афроамериканцев имеют европейское происхождение. Эпоха работорговли оставила свой отпечаток на ДНК африканцев, живущих за пределами Африки. Однако не они одни имеют смешанное происхождение. За последние 500 лет — охватившие эпоху Великих географических открытий в Европе и промышленную революцию — люди стали более мобильными, чем когда-либо. Сегодня потомки тех современных людей, которые первыми добрели до Евразии, избороздили всю планету вдоль и поперек такими темпами, какие и не снились нашим предкам, жившим в эпоху верхнего палеолита. Последний «большой взрыв» в человеческой эволюции, который следовало бы назвать «революцией мобильности», дал начало эре глобализации. В то время как культурные и экономические последствия проживания во «всемирной деревне» обсуждаются бизнесменами и политиками, а экологические побочные эффекты видны в стремительной потере биоразнообразия, генетические последствия последнего взрыва, пожалуй, не столь очевидны.

Лингвистическая нить

Большая часть моей работы в качестве генетика направлена на расшифровку взаимосвязей между народами, проживающими на территории Центральной Азии. Бывшие советские республики Узбекистан, Казахстан, Киргизия и их соседи в советскую эпоху были закрыты для большинства западных ученых, и когда в начале 1990-х годов они стали доступными, я ухватился за возможность поехать туда. До этого времени сбор образцов для изучения мирового генетического разнообразия ограничивался только Европой, Восточной Азией (главным образом Китаем и Японией), Южной Африкой и Северной Америкой. Центральная Азия была почти не изучена — «черный ящик» в генетической модели мира.

Впервые я побывал там летом 1996 года, а потом еще несколько раз в связи с моей работой. Я ездил туда на лендровере из Лондона, летал на тряских самолетах еще советской эпохи и ходил пешком через отдаленные пограничные районы, неся на себе коробки с генетическим оборудованием для сбора образцов. Однако больше всего мне запомнилась поездка в Таджикистан в августе 2000 года. Я работал там вместе с местными учеными и врачами, и нашей целью было взять образцы крови у нескольких этнических групп, проживающих в горных районах страны. Одним из них был Ягноб.

Ягноб напрямую связан с Великим шелковым путем. Ягнобский язык — прямой потомок согдийского языка, который был когда-то «лингва франка» Великого шелкового пути — во многом так же, как английский служит языком коммерции сегодня. В середине первого тысячелетия нашей эры на согдийском языке говорили в центрах торговли по всей Центральной Азии, от Персии до Китая. После завоевания этой территории мусульманами в XVII–XIX веках его использовали реже, а к XX веку все его диалекты исчезли, кроме одного. Ягнобцы, живущие в нескольких изолированных селениях в отдаленной Зерафшанской долине на севере Таджикистана, по-прежнему говорят на этом древнем языке, представляющем собой лингвистический артефакт возрастом 1500 лет. Мы собирались посетить их и рассказать о нашем проекте в надежде, что они захотят поучаствовать в нем, чтобы узнать свою историю с помощью знаков, записанных в их ДНК.