Именно так научил меня обзывать инверсионный след один старый полярный летчик, любивший приговаривать: «После того как в самолете сделали туалет, из полярной авиации исчезла всякая романтика». Полярная авиация… Я не успел застать ее жалкие осколки. Угробили, сволочи. Для северян авиация больше чем вид транспорта – вечная мечта и последняя надежда. Дорога жизни и средство спасения. И начало отпуска, конечно! С детства я помню тот неистребимый суетный дух промежуточных аэропортов, запах стирального порошка в салоне и ассоциативные пакеты в руках уставших стюардесс. Если история человечества – это история войн, то история арктического Севера – история его авиации.
Почему летун-ветеран называл следы именно так, сейчас лишь гадать можно. Скорее всего, он обыгрывал в старорусской норме кулинарный снаряд рашпер, специальную решетку для жарки. В общем, я называю такие следы именно так.
Самолет-одиночка шел почти с юго-запада, уверенно и целенаправленно, почти параллельно побережью. И рашпар за ним тянулся яркий, сдвоенный, тоже подсвеченный оранжевым. Тихо летит, как крадется. Частные самоли тоже тихие, во всяком случае «Лирджеты»… Относительно-громкие – «Гольфстрим-3», но их давно уже не наблюдаю, в Европу им путь лет пятнадцать как закрыт, вот и до нас не долетают.
– Военный борт, гражданский?
Я лишь пожал плечами, как тут определишь, если не специалист. Может, и военный, альбома силуэтов не имею. Видел такой в адлерском музее, – компактный фотоальбомчик для наших военных летчиков времен войны, где фашистские модели расположены постранично, в самых разных ракурсах.
– Непонятно.
– Как же это, а? Наш, не? – не мог успокоиться дед.
А вот тут долго гадать не пришлось.
Слева от порта, со стороны Шайбы, раздался хлопок, сопровождавшийся дымо-пылевым выбросом, из которого в небо выметнулся хвост стартующей ракеты. Ракетчики тут рядом стоят, поэтому мы услышали и старт, и грохот маршевого двигателя.
За первой сразу стартовала еще одна ракета – ЗРК средней дальности «Бук» уже все рассчитал и на вопрос Будко ответил весьма специфически. Изгибаясь дугами, хвосты ракет стремительно понеслись к захваченной цели.
Самолет своевременно определил опасность, исходящую с земли, и тут же попытался маневрировать, резко снижаясь и отворачивая в сторону моря.
А я никак не мог осознать и внутренне принять всю дикость картины – ну, представьте: Черноморское побережье Кавказа, пустые весенние пляжи, прозрачная, не взбаламученная отдыхающими морская вода, тихий вечер на курорте… И чистое синее небо, в котором зенитные ракеты запросто сбивают самолет!
И даже весь опыт последних дней не мог помочь пониманию, не верилось.
Не может такого быть! Но, вот оно – есть.
Все происходило достаточно далеко и потому тихо.
Киношники давно приучили народ к максимально зрелищному кадру, к динамичной качественной картинке высокого разрешения, где постоянно свистит и мелькает, а молодые нарядные летчики, натужно и неумело матерясь в эфире, выписывают у самой земли крутые виражи, вздымая брызги и пыль… Где на форсаже грохочут двигатели, с законцовок крыльев винтом срываются небольшие вихри, а вокруг камеры крутится небо и земля. В жизни, оказывается, все происходит иначе, гораздо проще, грубее и совсем не так эффектно.
Мы увидели лишь белое облачко в том месте, где первая ракета настигла цель, вторая вспыхнула за компанию. Ни пламени, ни искр не отметили, совсем неэффектно. А вот фантазия… Мне даже показалось, что я услышал звуковой хлопок, долетевший до берега.
– Он катапультировался? – как-то деловито спросил шкипер, утирая лоб носовым платком. – Должон вроде был…
– Сплавать туда не хочешь? – Я бы, пожалуй, не отказался от рейда, прояви Василий Семенович такую инициативу. Взяли бы языка, примучили мальца – очень полезно для прояснения обстановки.
– Сдался он нам. Но сам оттуда не выплывет.
– Че не выплыть, если лодка в комплекте.
Впрочем, и я парашютного купола в небе не заметил, даже если он после штатного срабатывания катапульты распустился своевременно.
– Высший класс! – восхитился рядом со мной дед мастерством армейцев, попутно ставя жирный крест на идее спасательной операции. – Черт с ним, пусть тонет… Грамотно снесли мишень зенитчики! А как же, система «свой-чужой», с которой не забалуешь!
– Так он не спасется? – Я обернулся к нему, прокручивая в голове варианты.
– Да бес его… Игорь Викторович, не выгорает тема. Машину сперва проверить треба, заправить по необходимости, агрегаты опробовать, погонять на холостых, где-то обязательно потечет… С кондачка такое не делается, это же не велосипед.
Прав он, пожалуй.
– Черт, даже в бинокль не различишь, – для порядка посетовал старик. – Вот интересно, кто это никак не уймется?
– Натовцы, кто же еще может быть, – ответил я без долгих раздумий. – Не из Ирана же ухарь прилетел.
С тех пор как незалежную Грузию наконец-то приняли в члены этого скотского союза воинствующих проституток, другие термины и предположения не понадобились бы. Раз враг, значит, натовец.