Генетика этики и эстетики

Эволюция в своем ортогенезе постоянно создавала адаптации, далеко перехлестывающие свое назначение. Постоянно создавала тупиковые гиперболизированные органы. Нет оснований бояться, что чрезмерная восприимчивость к красоте погубит человечество. Но она создана эволюцией. Наши поиски тех форм отбора, которые могли породить у человечества восприимчивость к красоте, неминуемо должны были вести через те фазы, в которых эта восприимчивость могла иметь утилитарный смысл, способствуя избирательному выживанию. По-видимому, некоторые первичные элементы эстетики действительно имели какое-то утилитарное значение, хотя бы в форме фиксации, стандартизации, обобщения идеала, в форме сплочения коллектива, в форме необычайно впечатляющей экспресс-информации. Обостренная восприимчивость ко всему этому действительно могла распространяться групповым отбором. Но эволюционное происхождение эстетической восприимчивости, конечно, не охватывает и малой доли ее многообразия, ее значения для человечества и для человека. Искусство стало вождем человечества, и если оно уступало лидерство религии или науке, то неизвестно, что же станет главным в будущем — искусство или наука.

Но возникает вопрос: если в человечестве эволюционно-генетически заложены какие-то добрые начала, то почему же в мире в ходе донациональной, межнациональной и классовой борьбы так долго и часто торжествовало зло, почему же историю человечества можно воспринять как историю чудовищного зла, несправедливостей, жестокого подавления, порабощения, опустошительных войн, бессмысленной резни безоружных? Этот, казалось бы, естественный вопрос тем более важен, что ответ на него должен хотя бы в зародыше содержать конструктивное решение, как же избежать массового торжества злого начала. Но прежде надо изучить вопрос: кто же реально правит человечеством? И этот вопрос возвращает нас к биологической проблеме неисчерпаемой наследственной гетерогенности человечества, в частности по этическим свойствам, гетерогенности тем большей, что на всем протяжении его биологического и исторического развития отбор шел во взаимопротивоположных направлениях — как на альтруизм, так и на совокупность хищнических, собственнических инстинктов и эмоций, в частности и на эмоции жадности, похотливости, господства, властолюбия. Незбежное следствие — гетерогенность, сочетание этичности в одной сфере с неэтичностью — в другой.

На эту наследственную гетерогенность накладывалась и разнородность получаемого воспитания, при оценке которого, как правило, недооценивался тысячекратно усиливаемый эффект «импринтингов», или, более широко понимая, «импрессингов», внешних впечатлений, падающих на особо чувствительные стадии и возрасты. При наличии такой неисчерпаемой наследственной и воспитанной гетерогенности фундаментальное значение для судеб народа и человечества приобретает вопрос о том, по каким же индивидуальным особенностям идет социальный отбор, т.е. отбор в группы, концентрирующие в руках социально-экономическое могущество, в чем бы оно ни выражалось, в земельных ли владениях, во владении средствами производства, деньгами, печатью, кино, радио, телевидением, государственной властью и возможностью ее распределения, возможностью устанавливать ценностные критерии для подвластных масс.

Огромную роль играет специфика социального отбора, социального подъема, продвижения вверх по имущественной, иерархической, ' кастовой, классовой лестнице, передававшей власть в руки вовсе не наиболее одаренным людям, стремящимся утвердить в обществе доброе начало. Наоборот, социальный отбор постоянно поднимал на социальные верхи пусть и энергичную, но прежде всего наиболее властолюбивую, жадную прослойку человечества, столь разнородного в силу упомянутого выше естественного отбора на гетерогенность.

История почти всех финансовых и многих политических деятелей — это прежде всего и больше всего история обмана, вероломства, хищничества, мошенничества, коварства, предательства, жестокости, сначала «без перчаток», потом «в перчатках». Недаром слово «тиран», означавшее в начале просто захватчика власти и лишенное этической интонации, стало затем синонимом коварства, зверства.