Генетика любви

Приятели мужа имели значение не большее, чем стол или стул, с той только разницей, что они раздражающе реагировали на болезненную любовь Мориса сорить деньгами и охотно поощряли его всякий раз, когда он делал широкие жесты: например, нанимал кейтеринговую компанию, которая угощала миттарскими устрицами и розовым шампанским добрую сотню почти незнакомых гуманоидов. Сомнительно, что хоть один из всей оравы приглашённых догадывался, что милые зелёные кустики в конце участка высажены не для красоты — это настоящая картошка. Её я посадила однажды поздно вечером, когда поняла, что после очередного кутежа Мориса детей просто нечем кормить. К счастью, у меня получилось договориться со школьным поваром, чтобы целую неделю им давали двойную порцию еды, самой же пришлось придерживаться вынужденной диеты. С тех пор я подсознательно враждебно относилась к мужчинам в дорогой одежде, потому что они ассоциировались с инфантильным поведением Мориса. Да и в целом цварги обычно вызывали у меня лишь раздражение.

Себастьян Касс запомнился со встречи на причале: подтянутый легкоатлет с фантастически синими, словно бездонный океан, глазами, витыми обсидиановыми рогами, широкой белоснежной улыбкой, в спортивной форме и дорогой обуви. Я ошибочно предположила, что это чей-то богатенький избалованный отпрыск, привыкший пускать пыль в глаза, а тут выяснилось, что он профессор! Только подумать… Как вообще в таком возрасте можно стать профессором?! И сколько ему лет? Я-то наивно полагала, что старше него… Он что, в колледж попал в четырнадцать? Интересно, а возьмут ли меня на архитектурный факультет, если я сдам вступительные, или тридцать — это уже поздно?

Мысли вновь скакнули. Память подкинула вид Себастьяна с аккуратно собранными в мужскую косу-жгут волосами, в повседневных джинсах и свитере широкой крупной вязки в образе школьного учителя, и я невольно улыбнулась. Ему шло. Действительно шло… Молодой мужчина выглядел уверенным в себе, но при этом уютным и тёплым, а необычная для Цварга причёска придавала изюминку. Впрочем, Себастьян сам был изюминкой, стоило вспомнить, как влажная от пота футболка плотно облепляла рельефный сухой пресс и выпуклую грудь. Свитер прятал потрясающую и совсем не профессорскую фигуру.

По дороге домой Ланс и Лотт взахлёб и перебивая друг друга рассказывали о «необычной летающей штуковине», которую им показал профессор Касс на уроке и объяснил, что если они научатся пользоваться резонаторами, то и у них будет получаться такой фокус.

— Оказывается, иметь резонаторы — это весьма круто! — заявил Ланс.

— Да, только если не привязаться к какой-нибудь девчонке, которой ты нафиг не нужен, — помрачнел Лотт. — Тогда умрёшь. Звучит не очень.

— Профессор Касс утверждал, что если не хочешь, то не привяжешься, — заспорил младший из близнецов.

— Хм-м-м… Мам, а что ты скажешь?

Две пары одинаковых тёмно-карих глаз с требовательным интересом уставились на меня, а я осознала, что понятия не имею, как отвечать на вопросы сыновей — у меня-то нет резонаторов!

— Я думаю, что господин Касс не стал бы врать, — ответила, тщательно подбирая нужные слова. У детей выборочная память, и порой неаккуратно брошенные фразы они могут запомнить на долгие годы. — И если профессор говорит, что цварг при отсутствии желания не сформирует ментальную привязку, то значит, так оно и есть.

«Ну, а на крайний случай на Цварге невозможно развестись, если мужчина не хочет, но вам об этом знать пока не стоит…».

Дети пообедали и убежали делать уроки, а я принялась убирать дом и готовить ужин, который прошёл так же незаметно, как и обед, разве что Морис пришёл раньше обычного и постоянно требовал подать ему то соль, то перец, то налить соку, то положить добавку. Если обычно поведение супруга а-ля «обслужи меня, я устал после работы» бесило, то сегодня без лишних эмоций я выполняла всё, что он просил.

Пока я ставила посуду в посудомоечный шкаф, супруг подошёл и внезапно потёрся эрекцией прямо через двойную ткань — его штанов и моего платья. Огромная лапень по-хозяйски задрала юбку и неприятно сжала бедро:

— Дорогая, ты сегодня так необычно пахнешь… м-м-м…

Я резко вынырнула из размышлений, выпрямилась и шлёпнула мужа по руке. Больше Морис не касался меня своей эрекцией — лишь внушительным пузом, которое нависало над ремнём.

— Ты что делаешь?! А если дети увидят? — зашипела на супруга, стремительно одёргивая подол платья.

Ланс и Лотт только-только вышли с кухни.

— Скажем, что делаем им давно желанную сестричку, — прохрипел Морис в ухо. — Я чувствую, что я бы тебе сейчас вдул как следует… Натянул по самые яйца! Они у меня лопаются от вида твоего упругого бампера, когда ты нагибаешься.

Меня замутило от того, что муж может попытаться склонить к интиму, а уж от мысли, что мне даже на Эльтон не вырваться, чтобы поставить противозачаточный имплантат, к горлу подступила тошнота.

Я провернулась в кольце жёстких рук Мориса и почувствовала характерное амбре, хотя взгляд мужа был абсолютно сконцентрированным — видимо, организм цварга уже переварил спирт.

— Ты пил, что ли?