Генезис

На машине комполка меня подвезли к самолету, это был тот самый борт, на котором мы с Турбиным летали, тот подготовлен к ночной разведке, экипаж опытный. Самолет почти сразу взлетел, и, пока я отсыпался на полу машины, мы направились к нужному аэродрому. Нас сопровождало звено истребителей. На месте нам прислали командира, полковника из оперативного штаба Центрального фронта, в полете именно он вел запись и ставил метки на карте. Три дня мы крутились в тылу противника. То есть три ночи. Потом нас вернули, и мы снова с Турбиным летали. Два дня проводилась проверка, не сменили ли немцы свои стоянки и не перебросили ли резервы. В двух местах действительно имелись подозрительные скопления техники и пехоты. Мы там разведчиков высадили, следующей ночью их другой борт заберет, задача языка взять, офицера званием повыше. А нас перебросили на Западный фронт. Потом снова на наш фронт, а дальше ждал Южный. А потом и Северный. Так август и пролетел.

Третьего сентября, когда мы вернулись после очередной помощи другим фронтам, я лежал в землянке и слушал стоны Юрки. Тот недавно только вернулся из госпиталя, где пролежал три недели. Их борт был сбит, и он пострадал при вынужденной посадке, в деревья врезались. Не серьезно, иначе дольше бы в госпитале пролежал. А стонал тот, что летать не дали, не было свободной штурманской должности. Новый самолет будет через пять дней, вот его и включили в экипаж. Не хотел он пять дней ждать, летать желал.

– А у тебя как дела? – поинтересовался тезка, красуясь новенькой Красной Звездой на груди.

Их экипаж наградили за вывоз наших раненых из немецкого тыла. Да и лейтенанта он получил. В отличие от него, я наград не получал, да и звание осталось то же. Почему не награждают, мне вполне ясно. Стало известно, что я награды выкинул, секрета из этого я не делал. Кто-то считал, что я прав, свою позиция я пояснил, кто-то говорил, что не прав. В общем, мнения разделились, но то, что информация о моем поступке ушла в верха, я не сомневался. Да и не нужны мне награды, летаю, дело свое делаю, большего мне и не надо. Правда, все же свой секрет раскрою, в конверте была речная галька, а награды я с оказией отправил отцу, он сохранит. Носить не буду, это принципиально, но пусть в семье сохранятся. Наградные корочки у жены, та хранит с другими документами.

– Новостей море, – ответил я, продолжая лежать на койке, закинув руки за голову. – Борт наш все, на прикол встал, мы ресурс двигателей выработали. Сейчас все из салона на другой более свежий борт перекидывают. Экипаж остается тот же, хорошо сработались, глупо менять. Эту ночь я с бомбардировщиками буду летать, два вылета планируем, пока готовят связной самолет, через час к «большим» вылетаю. А дальше все по старой схеме.

– Ясно. Ты же летал по всем фронтам. Как там?

– Северный еще держится, не дает окружить Ленинград. Я сообщил, где у немцев и финнов резервы сосредоточены, склады для налетов ночной авиации. Центральный все еще воюет у Смоленска. Где наши топчутся – ты знаешь. Южный плохо, далеко немцы прорвались, практически к Крыму вышли. Там их пока тормознули, но думаю, ненадолго. Скоро снова облетывать буду, нужно сверить их перемещения с последними разведданными.

– Как думаешь, удержим?

– Сомневаюсь, – честно ответил я. – Воевать еще не умеют. Устав нужно менять. После Финской, конечно, многое изменилось, но все равно мало. Нет, до зимы так и будем отступать. А дальше дедушка Мороз поможет. Немцы к таким заморозкам не готовы.

– Плохо. Я надеялся, что ты меня успокоишь. Конечно, тезка, побьем, через год в Берлине будем, – сымитировал он мой голос.

– Вот размечтался. Эта война не на год и не на два, повезет, если за четыре закончим.

– Совсем расстроил… Кстати, ты все еще сжигаешь письма жены, не читая?

– Юра, я думаю о вылете, ты ведешь расспросы о будущем войны. Где тут «кстати», говоря о моей жене? Где предпосылки?

– Да просто в голову пришло. Сжигаешь?

– Сжигаю, – хмуро ответил я. – До Нового года читать не буду и ей писать тоже. Наказана она.

– Понятно. Но отцу ведь пишешь?..

– Немцы почти сблизились с Кожанкой, в тридцати километрах на новую линию обороны наткнулись. МТС эвакуировали, вот и отец уехал. Сейчас на пути к Москве. Как приедет, сестры напишут. С ними я в переписке, как и с отцом, и братом. С остальными не общаюсь.

– А с Олегом что?

– Не вернулся из боевого вылета. Над Балтикой бой шел. Плавает он плохо. Если выпрыгнул, спастись сложно будет. Пока числится пропавшим без вести. Седьмого августа его сбили. Письмо от сослуживцев пришло. Можешь почитать.

Достав из вещмешка пачку писем, я нашел нужное и протянул тезке. А пока тот читал, я продолжал прикидывать. Что-то чуечка свербит о вылете на бомбардировку очередных складов противника. Второй вылет уже на фронтовой аэродром. Что-то будет. Чуечка просто так верещать не будет. Дальше, собравшись и попрощавшись с Юркой, серьезно прощался, надолго, я так никогда не делал, поэтому тезка что-то заподозрил:

– Ты чего, командир?

– Плохой вылет. Чую, не ввернусь из него.