Генезис

Мы вышли из кабинета, закрывать он его не стал, и разошлись. Двух часов хватило, чтобы подтвердить местным технарям и механикам мою квалификацию. Электрику я на комбайне тоже сделал. Также сказал, что при наличии деталей могу собирать автоприемники и ставить в машинах, что вызвало заметный энтузиазм у двух водителей, что находились рядом. Уж они информацию разнесут, шабашка моя будущая. Меня покормили в колхозной столовой и отправили в Дом быта. Директор уже ждала, и я там починил за полчаса три прибора. Больше всего заняло времени откручивание мелких шурупчиков и закручивание обратно. Да паяльник долго грелся. А так мастерская оснащена неплохо, тестер был, осциллограф. Можно ремонтировать многое. Однако все же я немного схитрил, выбрал на глаз с простейшими поломками и отремонтировал, показав результат, – все работало. Хозяев известят, и те придут забрать приборы. Цену я посмотрел по каталогу ремонта, где были прайсы. Вписал их в наряды, и все готово, осталось в приемную их отнести, где приемщики вернут оборудование хозяевам.

– Умеешь, – определила директор. – Считай, место твое, если останешься.

– Спасибо.

– Теперь в клуб, я тоже хочу послушать, что ты умеешь. Справишься?

– Думаю, да.

Она позвонила в клуб, чтобы нас ждали, и мы пешком прогулялись до здания. Хороший построили, двухэтажный, с кинозалом. Тут уже была команда музыкантов, мне приготовили акустическую гитару, если проще, электрогитару. Я стоял на сцене и пробовал звук, наиграл пару аккордов, в зале с десяток человек сидели, председатель колхоза тоже торопливо зашел и сел. Освоившись с гитарой, я наиграл мелодию, перейдя на рок. Очень заводная музыка получилась. Музыканты за кулисами хлопали и радостно свистели. Прочистив горло, я сказал:

– Эту песню я написал недавно, посвятив ее Юрию Гагарину, и ее еще никто не слышал. Вы будете первыми.

Замерев на миг, я стал наигрывать и запел:

Земля в иллюминаторе, земля в иллюминаторе,
Земля в иллюминаторе видна…
Как сын грустит о матери, как сын грустит о матери,
Грустим мы о земле – она одна.
А звезды тем не менее, а звезды тем не менее,
Чуть ближе, но все так же холодны,
И как в часы затмения, и как в часы затмения,
Ждем света и земные видим сны.

И снится нам не рокот космодрома,

Не эта ледяная синева,
А снится нам трава, трава у дома,
Зеленая, зеленая трава.

А мы летим орбитами, путями неизбитыми,

Прошит метеоритами простор,
Оправдан риск и мужество, космическая музыка,
Вплывает в деловой наш разговор,
В какой-то дымке матовой земля в иллюминаторе,
Вечерняя и ранняя заря,
А сын грустит о матери, а сын грустит о матери,
Ждет сына мать, а сыновей – Земля…[2]

Когда я замолчал, весь отдался исполнению, несколько секунд стояла мертвая тишина, а потом раздались аплодисменты. В зале я обнаружил уже пять десятков человек. Откуда те набежали, не знаю, но и за кулисами народу хватало. Подумав, я исполнил вторую песню. Мне она всегда нравилась. Под настроение. Сыграл входную часть, жаль, аккомпанемент только гитарный, с группой было бы лучше, и запел:

Мог ли я подумать, что вот так все выйдет?
Что в одну минуту все развеется, как дым.
Ошибки быть не может, я сам сегодня видел:
Ты шла с другим, ты шла с другим.
Так вот какая ты, а я дарил цветы,
А я с ума сходил от этой красоты.
Так вот какая ты, надежды и мечты,
Ты подарила, и разбила ты.
Лишь вчера была ты всех на свете ближе,
Лишь вчера я верил, что тобою я любим.
Но лишь глаза прикрою, я вижу, снова вижу,
Как ты с другим идешь, с другим…[3]

В этот раз даже дольше хлопали. Слегка поклонившись, я вернул гитару хозяину, парнишке лет четырнадцати. Дубовая гитара, наверное, наша сборка… Спустился со сцены, вопросительно посмотрев на заведующего клуба. Это был мужчина, а женщина, что сидела в кабинете председателя колхоза, была его замом по музыкальной части.

– Берем.