Генезис (СИ)

— А в начале мая — моя игра! — Похвасталась Окада.

«Ханда-куна»-то мы давно доделали, и теперь девушка сочиняет основанную на походах в подземелье VN-ку. Придется идти к нинтендодедам обсуждать концепцию возрастного рейтинга — они уже почти созрели. Что это за игры, если в них нет кровищи, матов и обнаженки?

— Бака! — Заклеймила одетая в плащик и белый берет Кохэку все это время что-то тихонько втирающему ей Кейташи.

Блондин насупился, втянув голову в воротник куртки и сунув руки в карманы. Братья Кишимото — Сейши из солидарности к близнецу — возрадовались. С нами и другие мангаки — за исключением жутко анонимной Аракавы.

За разговорами ночь пролетела неожиданно быстро, и вот мы уже внутри ТЦ — я подписываю коробки, остальные — ждут из солидарности, поедая всякое в специально отведенном кусочке фудкорта.

Камеры — «Супер Фамиком — лучшая приставка в мире!» — розыгрыш с заскриптованными шутейками, и наконец-то контракт закрыт. По домам усталых, но довольных обновкой нас развозили автобусом — Сейдж и Айс Куб остановились у меня в гостях.

* * *

В одном из многочисленных офисов «Шочику», в той части студии, где я раньше никогда не был, а значит и прослушку здесь ставить никто не станет, немножко творилась история.

— Ну и что ты об этом думаешь? — спросил Николай Степанович после того, как мы с ним отсмотрели «секретную» кассету с серией репортажей с легендарной «революции на граните», она же — Самый Первый Майдан, который и станет основным механизмом смены правящей верхушки бывшей УССР.

Точнее, мог бы стать, если бы наш трехчасовой телеконцерт не совпал по времени с протестами, из-за чего на третий их день народ тупо свалил домой — телевизор смотреть — дав возможность силовикам оцепить площадь и «упаковать» наиболее радикальных оставшихся. Майдан подавлен без задней мысли, прецедент не создан!

— Я думаю, что «революция» — это когда происходит смена общественно-экономической формации. Этим здесь и не пахнет, так что «на граните» у вас не революция, а самый обычный затянувшийся митинг с элементами массовых беспорядков. Нет, Коль, я об этом не знал совершенно, а дату концерта утверждал сам, еще с пару недель назад — почти наугад.

— У них одним из требований было возвращение Крыма в состав УССР.

— А значит Одзава Иоши, ангел-хранитель русского народа, озаботился их разгоном, — кивнул я, признавая наличие логики. — Но нет, тупо совпало. Вам бы порядок навести — следующий Майдан неминуем, ведь причины недовольства никуда не делись.

Николай Степанович грустно вздохнул.

— Понимаю — нет у тебя таких возможностей, — не стал я его осуждать. — Но это я так, вслух думаю. У вас же там как — хитрый Горбачев решил СССР тотально «перезагрузить» и пересобрать на новой основе, по пути интегрировавшись в мировую рыночную систему, а лично Михаила Сергеевича примут, так сказать, в дружную семью больших западных правителей. Но это он так думает, а в это время, на местах, выстраивается то, без чего настоящая революция обойтись не может — параллельная управленческая структура, основанная на местных властях. Феодальная раздробленность, Коля, и каждый местный князек прямо в эту самую минуту готовится при первой удобной возможности кинуть Михаила Сергеевича, при всех его несомненно прекрасных личностных качествах. Ну не мрачней, Коля, могло бы быть и хуже!

— Куда хуже? — почти плача спросил он.

— Многолетняя гражданская война и распад ядерной державы на десятка три банановых республик без бананов! — пояснил я.

Посольский побледнел.

— Но до этого не дойдет — самоубийц в мире не так много, и, как минимум РСФСР почти в своих границах и останется, благополучно убрав ядерное оружие с территорий отвалившихся сателлитов. ЦРУ поможет — им же совсем не хочется, чтобы условный Таджикистан, где талибы прямо под боком, этим самым талибам парочку-другую изделий по сходной цене отгрузил. Коля, ну не рви ты волосы, и так вон лысеешь потихоньку!

— Зачем ты мне все это рассказываешь? — простонал он.

— А чтобы не мне одному грустно было, — честно признался я. — Сделать мы все равно ничего не можем. Пока!

— Пока?

— Скажи, а ты с генералом Елисеевым контакты поддерживаешь? — спросил я.

Николай Степанович вспотел и ответил:

— Нет.

— Это плохо. Очень плохо! — укоризненно покачал я головой. — Ты бы позвонил, узнал как он там, как дети, внуки. Ему будет приятно.

— Я в этом участвовать не собираюсь! — подумал про меня плохое посольский.

— Да ты не переживай, мне личное войско все равно никто завести не даст, — улыбнулся ему я. — Просто «парад суверенитетов» этот ваш штука такая — однажды уйти захотят те, кому уходить никак нельзя. Кто-нибудь очень проблемный и географически неудобный. Придется приводить к покорности, а если все пройдет в соответствии с моими домыслами — армия у вас к тому моменту придет в полную негодность, а мистеру Ельцину хватит подлости кинуть на отлично экипированных и завербованных вашими западными партерами сепаратистов восемнадцатилетних пацанов-срочников. Какая у них выживаемость в условиях превращенного в одну большую огневую точку современного города?