Генезис зла

Однако Мрак в последнее время все больше молчал, оставляя Ворона наедине со своими мыслями, которые травили его еще сильнее.

Идея убить Тритона зародилась давно, еще до Судного дня. Ворон – тогда просто Димыч, обычный паренек из глубинки, по уши влюбленный в подругу своего названого брата, – робея и заикаясь, предложил дружбу Марте. Тритона тогда не было рядом, он служил в армии, а они остались на гражданке и некоторое время ходили вдвоем. А девушка, звонко смеясь, согласилась, и лишь удивилась – ведь они и раньше были друзьями – он, она и Тритон. Втроем. Ворон тогда сильно разозлился. Ушел, ничего не сказав. И в кабаке, напившись почти до беспамятства, все вопрошал у самого себя: «Почему так происходит? У одних есть все, а другим – ничего? Тритону и с семьей повезло, у него все живы, и отец, и мать. И Марта его любит. А я как бельмо на глазу у всех. Все меня кривая куда-то не туда выводит: то к бандитам прибьет, то подляну какую-нибудь устроит». Не везло ему. Ведь и в Зону он стал ходить из-за этого, чтобы не видеть их, своих самых близких друзей, – счастливых, воркующих друг с другом. Он был третий лишний.

«Ты и для самой жизни был всегда лишний, Димыч, – пронеслась в голове невеселая мысль. – Все дороги, которые ты выбирал, приводили или к обрыву, или к глухой стене. Все знакомые, обретенные в пути, либо прятали за спиной нож, либо лезли в твой карман. Вся твоя жизнь – наглядное пособие того, как не надо делать. Все впустую, и все не туда».

Да, Зона закалила его, дала многое. После нее все внутри деревенело. Становилось легче, но ненадолго. С каждым разом дозу приходилось увеличивать все больше и больше. Но вот вытравить мысли о Марте Зоне не удалось. А без Марты – все для Ворона было пустым и бессмысленным. Она была для него космосом, тем талисманом, который смог бы все поменять. Она была маяком. Без нее наступила темнота, и не осталось ни единого шанса на спасение.

Тогда-то и зародилась эта идея, медленно тлеющая серым удушливым дымом, отравляя все нутро, но такая заманчивая. Тритон должен умереть. Ведь если бы не он, Марта была бы с ним, с Димычем. И все было бы по-другому. Это он, Тритон, украл его жизнь. Его настоящую жизнь.

И Ворон начал подталкивать друга к той черте, пройдя которую, назад уже не возвращаются. Сначала отправил его в Зону – думал, что там его загрызут мутанты или, на худой конец, разорвет какая-нибудь аномалия. Не срослось. Потом – подстава с проходной. Тоже не получилось. И наконец – авария. На это Ворон пошел, когда узнал о беременности Марты. Не мог уже надеяться на чудо. Взялся за дело серьезно. Подрезал пару проводов, ослабил тормозные колодки – так, чтобы в критический момент они не сработали. Идеальный, как ему казалось, план: авария, убитая горем Марта, а рядом он, Димыч, он поддержит в трудную минуту, он разделит ее страдания, а потом поведает и о своих чувствах.

Но все пошло не так.

Ворон сплюнул. Попытался отвлечься от воспоминаний – сейчас надо было глядеть в оба глаза по сторонам. Чащоба не прощала ошибок. К тому же группа Тритона решила сплавляться по реке, что принесло Ворону только дополнительные хлопоты.

Поспевать за плотом оказалось не такой простой задачей, с учетом его передвижения по лесистой местности, где на каждом шагу из зарослей выпрыгивали какие-нибудь мутанты и мелкие хищники, желающие полакомиться человечиной. Попадались и аномалии, которые тоже приходилось обходить. К тому же он вдруг почувствовал, будто кто-то идет за ним самим. Это неприятное ощущение то нарастало, то вовсе пропадало, поэтому в какой-то момент Ворон просто списал все на усталость и напряжение. Главным было – не упустить Тритона.

Ворон настойчиво шел по следу, как и прежде, как делал всегда. Всю свою жизнь он дышал ему, старому другу, в спину. И теперь здесь, на окраине Чащобы, когда Мрак внутри на время затих, а заклятый враг был виден в прицел оружия, до желанной цели оставалось всего лишь одно движение указательного пальца. Надо было просто нажать на спусковой крючок, легонечко, на выдохе – и все. Конец.

Ворон потер виски. Это не помогло. Мысли настойчиво лезли в голову, он захлебнулся в них, они бурлили, все никак не связываясь в нужные формулы, и опадали белыми хлопьями на дно мозга, так и не сложившись в правильном порядке.