Власть рассеяна в поле конфликтов,
с которыми «работает», не руководя. Втягиваясь в них, власть образует теневые складки-«карманы», где она накапливается в приватных руках, и действует в частных интересах. Результат насилия обретает нотариально законную форму. Текущее управление складывается из отсрочек, зигзагов и маневрирования. Трудные казусы, слабаков и неудачников сбрасывают в криминальные «карманы», где с ними разберутся методами царя Хаммурапи. Список этих мест несуществования права и государства известен в любом регионе.Российская власть ПЕРЕГРУЖЕНА неуправляемыми конфликтами, как советская
экономика – плановыми расчетами. ОнаНи один УЧАСТНИК
конфликта не найдет в ней арбитра безВсе
Российская власть перегружена неуправляемыми конфликтами,
как советская экономика – плановыми расчетами. Она не решает и не справляется с ними, всегда занятая недопущением их в политику. Ни один участник конфликта не найдет в ней арбитра без сложного и дорогого поиска. Не управлять оказывается выигрышной стратегией руководства.Здесь власть раздваивается – на поставщика опасностей и продавца защит. С одной стороны, ее извержение внутренних регламентов и «нормативов» порождает конвейер, от отделения милиции до прокуратуры и суда, сметающий личность. Схема переработки индивида в больное орущее тело многократно описана в наших медиа задолго до дела Магницкого. Самое страшное то, что наиболее пыточные сегменты в ней сравнительно мало коррумпированы.
Это лицо власти сеет тревогу, от которой гражданина «спасают» именем той же власти. Спасение начинают с того, что запрещают ему конфликт
– и здесь наш круг замыкается.Среди держателей общественных сетей растет влияние тех, кто создает вызовы и формирует спрос на их создание. Все отработали технологию стимула к вмешательству власти. Власть ненавидит конфликты,
но ей чертовски выгодно их подавлять или «предупреждать». Возник бизнес манипуляции угрозами, создания ложных повесток дня. Что за регион ни возьми, все рапортуют в центр об «угрозах», создавая интерес центра к вмешательству. А значит, и к финансированию поля конфликтов.Это государство нельзя назвать слабым, как государство 1990-х годов.
Это государство нельзя назвать сильным. Оно манипулируемо на всех уровнях – вплоть до высшего. Для этого не надо быть Гусинским и Березовским – довольно имитировать «угрозу», а для имитатора важно, чтобы его самого не приняли за причину.
Все заинтересованы в нынешней системе – и все ей нелояльны!
Все работают провокаторами конфликтов, по которым рассчитываются бонусами из кармана других участников. Но пока провокаторы носят маски «государственных лиц», все вместе можно назвать стабильностью.При возникновении реальной угрозы для страны такая система немобилизуема. Ведь теневые «карманы», влиятельные в обычное время, всего лишь места, где нет государства.
При попытке собраться в боевую машину такая Россия сложится, а ее институты испарятся. Останется территория с ее «населением» ©. Мобилизация, все равно боевая или политическая, приведет к состоянию моментального коллапса власти. Общественные сети отвернутся от государства, ведь победившие давно за себя заплатили, а проигравшие ненавидят власть, если еще не мертвы.КУДРИН
Официальным политтехнологом считают Владислава Суркова, первым из чиновников раскрывшего публике свои опасения и мотивы. Другой ведущий политтехнолог России, проектант ее экономики Алексей Кудрин,
подолгу оставался в тени. Почему Кудрин политтехнолог? Потому что экономика России не результат хозяйственного развития – это политический артефакт, отражающий необычную концепцию власти и собственности.Философия Кудрина
коренится в недоверии к человеку, это общее у него с Сурковым. Но есть различия. Если Суркову ненавистна народная стадность с ее порывами к безвластию – Кудрин побаивается поэтов во власти, с их азартом и «креативностью».