На допросе мошенник сознался в содеянном. Более того, он сообщил, что, заложив драгоценности, он выручил полмиллиона рублей. Похищенное тут же изъяли. Арестованный же начал рассказывать во всех подробностях, каким образом и зачем он совершил кражу. Оказалось, что деньги корнету нужны были не для себя, а для великого князя, по чьему приказанию он и действовал. Вырученные деньги Савин отдал Николаю Константиновичу, которому якобы срочно потребовалась наличность для ублажения некой английской танцовщицы.
Поскольку дело касалось одного из членов августейшего семейства, его расследование проводилось в строжайшей тайне. Однако, несмотря на крайнюю предосторожность, скандальные подробности происшествия все же каким-то образом сумели проникнуть сквозь стены служебных кабинетов, и вскоре их в том или ином виде излагал весь Петербург. Для того чтобы замять скандал, великого князя Николая Константиновича объявили душевнобольным и в спешном порядке отправили «для лечения» в Ташкент, где он через несколько лет благополучно скончался. Корнета Савина выгнали из полка и настоятельно порекомендовали ему как можно быстрее покинуть Россию.
В свете произошедшего громкого скандала личность Савина за границей приобрела необычайную популярность. Когда корнет объявился в Париже, ему присвоили статус политэмигранта. Некоторое время Савин был в зените славы. Газеты печатали его имя на первых своих полосах. Корнет давал многочисленные интервью, в которых не только сообщал о подробностях дворцовой кражи, но и заявлял, что в действительности деньги необходимы были князю для осуществления целей возвышенных и благородных, а именно на дело революции. Более того, корнет брал на себя смелость утверждать, что будто бы сам великий князь являлся членом какой-то революционной организации.
Однако сенсация, некогда производившая неизменный фурор, вскоре начала забываться. О былой славе корнета напоминали только многочисленные кредиторы, которые готовы были сомкнуть свое кольцо вокруг русского проходимца. Не дожидаясь, когда это произойдет, Савин решил отделаться бегством и рванул в Америку. В Сан-Франциско он появился под звучным именем граф де Тулуз-Лотрек. На руку мошеннику сыграл тот факт, что Новый Свет в те времена с величайшими почестями встречал каждого обладателя аристократического титула. Поэтому перед Савиным как человеком высокого происхождения с удовольствием открывали свои апартаменты самые роскошные отели. Снова он купался в лучах славы и давал бесконечные интервью.
Чем же сумел привлечь внимание калифорнийцев новоявленный «граф»? В интервью представителям прессы он заявлял, что прибыл в Америку по поручению российского правительства для того, чтобы разместить крупные заказы для строительства Транссибирской магистрали. Но прежде чем приступить к распределению заказов, «граф» изъявил желание поближе ознакомиться с деятельностью крупнейших машиностроительных корпораций.
Виднейшие промышленники и финансисты, столпы машиностроения и рельсового проката выстраивались в очередь для того, чтобы удостоиться великой чести быть представленными «графу». Последний же охотно заводил с ними знакомства, не стесняясь принимать крупные авансы за посредничество. Собрав солидную сумму денег, в один прекрасный день «граф» исчез так же неожиданно, как и появился. Обманутые промышленники бросились в полицию, однако, как говорится, поезд ушел.
Полиция разыскивала графа де Тулуз-Лотрека чуть ли не во всех европейских столицах: в Берлине, Лондоне, Париже, Вене. Савин же преспокойно проводил время, путешествуя по Балканам. Но такая жизнь не могла долго устраивать предприимчивого афериста, и он наконец решился объявиться в Софии, причем графский титул также показался корнету не слишком достойным для его персоны, поэтому в регистрационной книге отеля он вывел: «Великий князь Константин Николаевич».
В мгновение ока весть о приезде высокого гостя разнеслась по всему городу. В холле отеля постоянно собирались известные люди, разные организации присылали сюда своих делегатов, дабы засвидетельствовать почтение князю. Савину было известно о том, что русский посланник, который был лично знаком с великим князем, в то время был болен, и он решил этим воспользоваться.
«Великий князь» заверил членов правительства Болгарии, что ему не составит особого труда заполучить в парижских банках заем для дружественной страны. «Сколько, вы говорите, требуется, чтобы поднять вашу экономику? – обращался он к доверчивым просителям. – Двадцать миллионов франков? Да стоит ли хлопотать из-за такой мелочи? Я был бы согласен оказать вам протекцию, если бы сумма займа составила не меньше тридцати миллионов!»