Ты подходишь к домофону и судорожно трясущимися руками, набираешь запомнившейся с детства номер: "12". Нажимаешь на кнопку звонок.
Трезвонят быстрые гудки.
Гудки обрываются и теплый, знакомый голос говорит:
– Слушаю.
– Это я, Лева. Не хочешь выйти прогуляться? Погодка отличная. – ты говоришь сбивчиво, чуть заикаясь.
Пару секунд, гробовая тишина и редкие, глубокие вздохи друга.
Домофон сбрасывают.
Ты вновь один, в реальном мире. Всеми забытый. Отверженный.
Взаперти
В их глазах была жажда меня разорвать, переживать и выплюнуть.
Их главарь указывал на клеймо на моей руке в виде шестеренки.
– Где твои друзья? – он кричал обливая меня слюной. Его лицо было красным, на щеке татуировка.
Я молчал. В горле пересохло.
– Говори! Сейчас же! – главарь взял меня за горло, царапая своими необрезанными ногтями шею. Он огляделся на своих приспешников и вновь перевел взгляд на меня. – В карцер его.
Ко мне подошли и взяв за подмышки потащили.
Тащили меня по грязному, темному коридору. На полу лежали все в крови, голые трупы. Пахло испражнениями и мочой. О гигиене и о заключенных здесь никто не думал.
По всему пути мы не сворачивали. Меня закинули в карцер. Тут не было света, стояла ужасная вонь. Отсюда я слышал все что происходило в этом лагере. Крики ужаса, отчаяния и боли. Я сел на пол положив руки на голову.
Прогремел взрыв. Загудел проигрыватель предупреждающий об угрозе. От неожиданности я подскочил и стал прислушиваться к происходящему.
Послышались крики:
– Прорыв центральных ворот! Враг уже внутри!
Слышались выстрелы. В лагере среди заключенных воцарилась тишина. Все пленные обрели надежду на освобождение.
После пяти минут перестрелок по коридору заслышались быстрые шаги. Они становились все громче и громче.
-Подрывай ее! – прозвучал хриплый голос моего напарника, Левы.
Дверь с грохотом упала на пол. В карцер вбежало два бойца ослепив меня фонариками.
– Это он. Бери и пойдем, его уже заждались.
Голос моего напарника успокаивал. Я спасен.
Жизнь
Ветер слегка обдувал воду образуя рябь. В кустах слышны лягушки. Озеро переплывали утки. Погода была пасмурной. Ноги проваливались в грязь. Ботинки заливало водой.
Дом не позволял мне забыться, увлечь себя чем-то дабы сгладить рану. Я вышел на рыбалку, на то маленькое озерцо, которое называли лягушатником, на котором мы часто ловили рыбу. Оно уже давно заросло, и клева не было ни у кого, уже несколько лет. Мне все равно.
Закинув удочку я просто сидел смотря вдаль. На лес в которым мы собирали ягоды. На кота переходящего тропинку, ты его звал Львом за белоснежную гриву. Затем вновь перевел взгляд на озеро. Утки весело резвились на воде, ныряли, отряхивались и вновь ныряли.
Здесь ты и утонул.
Отражение
Так ли все просто, как кажется?
Это я, смотрю на свое отражение, или это отражение смотрит на меня? Я не могу пройти в зеркало из-за того что зеркало, или из-за того что меня останавливает что-то очень похожее на меня?
Иногда меня посещают мысли о том, что наше отражение нас ненавидит. Каждый гребаный день, видеть одно и то же и делать одно и то же, такое мало кто стерпит.
Возможно, в один день, наше отражение просто возьмет, и затащит нас в свой мир, а само заменит нас. Оно будет другим, не таким как мы. Мы будем в истерике биться о стенки, а оно будет жить в нашей семье, среди наших друзей.
Оно будет издеваться над животными, хладнокровно убивать их, словно лев, грубить друзьям и родственникам, коллегам и незнакомцам, а ты ничего не сможешь с этим поделать. Лишь наблюдая за тем, как он рушит твою жизнь.
Дед
Жил у нас в деревне веселый дедок, звали его, Спиридон. У старика была лошадь Маша, страптивая, не давалась никому кроме его самого. На Маше, дед разъезжал по всей деревне, на всех парах. Вслед, местные жители ему кричали : "Всадник без головы, чертов. Лошадь свернет шею, так и старик с ней!"
У Спиридона был большой, черный кот. Имени у него не было, старик звал его то чертенок, то дракула. Кот отлавливал необычайно много крыс и птиц.
Дед очень любил рыбалку. Бывает, придет с хорошим уловом так и кричит своей старухе, Нине, указывая на огромную щуку: "Гляди какого Моби Дика выловил!". Если не клюет, дед плюнет в воду, пытаясь оскорбить рыб, и с мыслями "Безнадего!" шагает домой. Баба ему каждый день жарила рыбу, и варила уху. Рыбу дед не очень любил, он любил рыбалку:
– Дебильному коту моему отдай! – кричал он на бабку, с любовью к коту.
– Ишь чего захотел! Жрать будешь, идиот! Что еде зря пропадать? – ее голос был писклявым.
У Спиридона и Нины детей не было. Старик терпеть их не мог. Каждый раз, глядя на детские забавы думал: "Люди среди деревье, ха! Это я что, на планету обезьян попал?". Вспоминал про Дарвина, и тихонько хихикал.