Гений

– Ах да, церковь. Виктору очень нравилось в церковь ходить. Каждый раз, как я его встречала, он туда и шел. Я его спрашивала: «Виктор, вы далеко?» – «В церковь». ( Смеется.) По-моему, он ходил в «Пречистую Деву». Тут рядышком. Очень уж он на католика похож. Вы ж знаете, какие они. Словно только и ждут наказания.

– То есть вид у него был виноватый?

– Виноватый, да, но еще смиренный. И испуганный. Собственной тени боялся. Вдруг она кусается? Тяжело ему в жизни пришлось.

– Он работает?

– Наверняка, только я не знаю где. А как у него дела? С ним ничего не случилось? Вы так о нем вначале говорили, будто он умер, а теперь вроде получается, что он жив, да? Я его уже несколько месяцев не видела.

– Мы и сами пока не знаем.

– Если узнаете, сообщите мне, пожалуйста. Мне Виктор очень нравился.

– Еще один вопрос, если не возражаете.

– Задавайте. Вы тут можете до шести сидеть. В шесть приходят мои девчонки. Мы с ними в «Эрудит» играем.

– Вы когда-нибудь слышали, чтобы он сам с собой разговаривал?

– Виктор? Нет, конечно! Кто вам такую глупость сказал?

– Ваш сосед напротив.

– Господи, нашли кого спрашивать! ( Морщится.) Слышали, какая у него музыка целыми днями орет? Даже я ее слышу, а я совсем глухая стала. ( Показывает на слуховой аппарат за ухом.) Я уже и в контору жаловалась, но никто так и не пришел. Наверное, муж был прав, уезжать надо было отсюда давным-давно. Я-то все надеюсь, что район опять расцветет. И все по-прежнему станет… Напрасно это. Ничего по-прежнему не бывает.

ПАТРИК ШОНЕССИ, комендант дома:

– Он тихий был. За все время ни одной жалобы на него. И от него ни одной. Мечта, а не жилец. Хотя я иной раз просто диву давался: как можно быть таким тихоней? Пар-то должен куда-то выходить. А как в квартиру его зашел и увидел, что к чему, вот тогда и понял. Говорю себе: «Вот, Патрик! Сюда-то весь пар и выходил». Жутковатое зрелище, я вам скажу. ( Разводит руками.) Первый раз такое вижу.

– Мы тоже.

– Так вот, я и говорю себе: «Патрик, это же искусство. Нельзя же так просто взять и все выбросить на помойку». Это ж сразу видно, правда? Вы ж искусствовед? Вот вы мне скажите, я прав?

– Совершенно правы.

– Ну вот, прав. А кстати, как думаете, эти картинки много денег стоят?

– А вы как думаете?

– Немало небось. А? Вы же специалист?

– Сейчас пока трудно сказать.

– Вот бы они дорогими оказались…

– Вы знаете, куда он уехал?

– Да куда угодно, у этого парня не все дома были. ( Качает головой.) А может, и помер. Как думаете, не помер он?

– Не знаю.

– Ну да, откуда вам знать, вы ж не из полиции, верно?

– Нет, не из полиции.

– Ну и вот. Вам в полицию надо, они вам точно скажут, что с ним случилось.

– Думаете, они знают, где он?

– Ну уж наверняка они вам побольше моего скажут. У них работа такая, людей искать.

– Ну…

– Знаете, что я думаю? Я думаю, разонравилось ему тут. И неудивительно. Может, поднакопил деньжат и двинул во Флориду. Я сам туда собираюсь. Коплю. И еще накоплю обязательно. Если он тоже копил, значит, молодец. Там лучше. Вдруг он сейчас жизнью наслаждается? Тут-то он не очень наслаждался, по правде сказать.

– Вы имеете в виду, он был подавлен? Или как будто виноват перед кем-то? Или…

– Он всегда в землю смотрел. Прямо себе под ноги, даже сгибался для этого. Как будто мир на плечах держал. Я когда его видел, все думал: боится человек вокруг посмотреть. В смысле, боится, что не выдержит такого. Некоторые тихони живут себе преспокойненько, им просто сказать нечего, вот они и молчат. А ему – нет. Ему очень даже было что сказать, только не получалось.

ДЭВИД ФИЛАДЕЛЬФИЯ, сосед сверху:

– А кто это?

МАРТИН НАВАРРО, бывший муж Розарио Квинтаны, теперь живет восемью этажами выше:

– Расскажу, что знаю. Погодите, а вы с Кенни говорили?

– С Кенни?

– Ну да, с моим сыном? Вы же с ним говорили?

– Да.

– И как он выглядит?

– В смысле?

– В смысле, он счастлив, как вам показалось? Как он выглядит, я знаю, я ж не дурак. На меня похож. Она-то говорит, он на ее отца похож, но вы уж мне поверьте, она и знакомого-то на улице не узнает. Та к что если она вам этого чудика описывала, то наверняка все напутала. Что она говорила?

– Что он таксист.

– Ну вот, пожалуйста, и сразу пальцем в небо. У него вообще прав быть не могло. Он же ничего не видел. Вечно на стены натыкался. Мы прямо с ума от него сходили, потому что он обо все бился и вещи ронял в два часа ночи. Спросите соседей внизу, они вам скажут.

– Так кем же он тогда работал?

– Не знаю. Но точно не таксистом. Ну кем такие чудики обычно работают? Может, автобус водил.

– Вы же говорили, у него со зрением проблемы.

– А вы давно в последний раз в автобусе ездили? А может, он претцелями [5]торговал.

– По-моему, для такой работы он староват.

– Да, тут вы правы, я не подумал. А сколько ему было?

– А вы как думаете?

– Он старый совсем. Сколько Розарио сказала?

– Она не знала.

– Ну, что бы она ни сказала, прибавьте десять лет. Или двадцать. Или можно вычесть. И получите правильный ответ.

ЖЕНЕВЬЕВА МАЙЛЗ, соседка снизу:

– Такое ощущение, что он там мешки с песком пинал.