Тогда Фан Линь начал культивировать по двадцать часов в день, по двадцать два часа — он весь исхудал, почти не спал, тратил драгоценные часы, в которые обычно выходил на охоту... Юноша совсем бы себя угробил, если бы однажды не потерял сознание от слабости. После он понял, что так дальше нельзя.
На следующий день он выбросил книжку и смиренно пошёл лазить в поисках еды.
Это был самый первый раз, когда у Фан Линя разбились надежды. Он пережил тот случай настолько болезненно, насколько это возможно. Но потом с неба свалилась звезда, и надежда воссияла снова на целых три года...
«Второй раз, видимо, будет последним», — проговорил про себя мужчина. Воспоминания о былом счастье, о крахе, который закончился надеждой и светом, лишь для того, чтобы затем померкнуть снова, навсегда, мужчина невольно поддался меланхолии: он ощутил слабость всего своего тела, сонливость; почувствовал, как мерзнет его геморрой, прижатый к холодному полу… Мужчина вздохнул.
— ....Вот тебе мантра: делай девять вздохов, ровно, но не считая, и обращай внимание на потоки воздуха вдоль глотки. Ничего сложно. Ну всё, культивируя, а я пойду посплю — сказал он и поднялся на ноги. — И ты кстати тоже вздремни.
Мая взглянула на него с растерянным беспокойством и приобняла своё плечо. Фан Линь посмотрел на неё, прыснул и вдруг спросил:
— А где тут туалет, кстати?
Девочка растерялась, смутилась и показала пальцем направо.
— Ясно, благодарю, — мужчина пошёл в уборную, и Мая отвернулась. Но вдруг он опять обернулся к ней:
— И ещё; вот тебе дополнительный урок. Если не хочешь страдать от геморроя — всегда подмывайся холодной, а лучше ледяной водой, ясно? Всё, иди культивируй мантру.
Девочка стала пунцовой и быстро закивала.
— ...Ну и последний совет, раз уж я так разговорился, — мужчина покосился в угол контейнера, в котором их перевозили. Там всё ещё сидел, но уже не играя, а давая отдых пальцам, старик над старой цитрой.
— Ты вроде не глухая, поэтому сомневаюсь, что ты там концерт слушала; хочешь поиграть? — спросил Фан Линь.
Когда он только проснулся, девочка сидела возле «музыканта» и как будто слушала его игру. Но на самом деле потом, по её взгляду мужчина понял, что Мая засматривалась на саму цитру. Дети всегда так делают, когда стесняются что-нибудь попросить: они просто смотрят на желанную игрушку на витрине, пристально-пристально, и надеются, чтобы родители это заметили.
И действительно, ответ ребёнка был категоричен:
— Нет, нет я не... Я... Мне и так хорошо, я не хочу беспокоить...
Она отнекивалась.
— Не хочешь беспокоить? Серьёзно? Это ты мне говоришь? — Фан Линь прищурился и прыснул:
— Значит великому гению докучать можно, а старому бездарю — нет?
Мая отвернулась в пол.
— Иди, не стесняйся. А если откажет, можешь поплакать, — тогда он точно согласится, — сказал Фан Линь с лёгкой издёвкой. Мая замялась, но всё же кивнула. Она поднялась и побрела на ватных ногах к старику. Мужчина же сделал свои дела в уборной и вернулся к своему гнезду. Залезая в него, Фан Линь поглядывал на старика. Тот говорил с девочкой, и та просила его о чём-то. Потом он уступил своё место, и Мая присела за цитру.
Фан Линь залез и прикрыл глаза.
А спустя пару секунд зазвучала, тихо, как капли дождя под водой, музыка; сперва неуверенная, лёгкая мелодия, как будто ветер игрался по струнам — потом сильнее, но тоже нежно, словно длинные пальцы ощупывали одну струну за другой, как врач сперва ощупывает пациента вопросами... Мужчина слушал музыку и плавал на её волнах. Потом он приподнял взгляд и увидел девушку в лёгком голубом платье, обнимавшем её прекрасную фигуру, стройную как у русалки. Девушка сидела за цитрой, в павильоне на берегу озера. Её лицо было спрятано вуалью...
Как давно он уже её не видел...
24. Все вы теперь наши Рабы
Проснулся Фан Линь под копошение вокруг; мужчина разомкнул липкие глаза и кое-как вылез из своего гнезда. Потом уныло осмотрелся.
Люди оставили обогреватели и собрались возле едва заметных в темноте железных врат. Судя по лёгкой вибрации, корабль уже преодолел атмосферу и шёл на посадку.
— Мастер...
— Идём, — махнул рукой Фан Линь и повёл Маю на выход. Они встали на краю толпы. Спустя всего миг к ним присоединился старик в белом халате и с футляром цитры.
— Ох, вы проснулись, друг мой Линь. С добрым утром.
— Доброе, — кивнул, сдерживая зевок, Фан Линь. А потом заметил про себя, что настолько недоброго утра у него не было уже очень давно.
— Похоже настал конец нашему совместному путешествию; великое Дао свело нас вместе, оно же нас разъединяет. Впрочем, — старик вздохнул, одновременно печально и смиренно: — Таков путь странника; вот она, плата за право каждый день видеть новое — обязательно приходится с ним расставаться...
— Согласен, — сказал Фан Линь, лишь бы он поскорее заткнулся.
— Ах, и вы тоже прощайте, юная Мая. Я был рад нашему знакомству, - улыбнулся старик.
— Благодарю, — кивнула девочка.
— У вас, я скажу, замечательная ученица, дорогой мой друг Линь, — снова переключился старик на Фан Линя.