Гений

Обогревал поэта на чужбине.

Где б ни был он в изгнании, поэт

Душой и сердцем оставался с ними.

XXXVIII

И вот дороге длинной нет конца.

Уж степь вокруг. Поэт в кибитке слышит

Протяжный голос ямщика – певца.

В дороге песня не бывает лишней.

Она бодрит, готовая отвлечь

От дум, тревог, воспоминаний грустных.

Из звонких слов старается извлечь

Поэт и смысл, и чувство песни русской,

Её истоки, истину, любовь,

Переживания, её надежды

И не прикрытую словами боль

Народа, угнетённого, как прежде.

Поэт в дороге убедился сам,

Как тяжела, бесправна, безнадёжна

Жизнь нищих, обездоленных крестьян.

Кто и когда их осчастливить сможет?

Кто из надменных, чёрствых, злых господ

Откажется от крепостного права?

Не принимая рабства тяжкий гнёт,

Поэт страдал от зла жестоких нравов.

ЮГ

I

Теряет много человек, когда

Из мест родных его вдруг изгоняют,

Чтоб он кому-то не нанёс вреда.

И удалив, как будто забывают

О нём надолго, пусть один теперь,

Вдали от всех, в глухих краях страдает.

Из множества немыслимых потерь

Не всё так трудно сердце принимает,

Как Родины лишение. К чему

Нас убеждать, что всюду превосходно.

Но нынче сам я словно бы в плену,

Вне Родины, среди иных народов.

И я был изгнан, может быть, тогда,

Когда ещё был слишком мал, не мыслил.

И увозили вдаль нас поезда,

Роняя в ночь сверкающие искры.

Грустила мать, склонившись надо мной.

В чужую даль её погнало горе.

Кто и когда мог с собственной судьбой,

Презрев и страх, и сердца боль, поспорить?

II

Неведомы, невидимы пути,

Вдаль по которым нам идти придётся.

Когда, куда предложат нам уйти?

В ком грусть о нас нечаянно проснётся?

О ком мы завтра будем вспоминать

И с кем нам не захочется расстаться?

Кто, где захочет нас с тобой принять,

Чтоб подарить хотя бы каплю счастья?

Не знаем мы, ведь будущее – мрак,

И заглянуть в него никто не смеет.

Быть может, только предсказатель-маг

Нам рассказать о будущем сумеет.

Но для чего? Чтоб чувствовать потом

Бессилие перед судьбой? Не стоит

Жизнь искушать, живя грядущим днём,

Беспечностью своей всех беспокоя.

Возможно, что спаслись бы мы от бед,

Проникнув в дни, в которых станем старше.

И всё ж в кибитке вдаль несясь, поэт

Предполагал, как жить он будет дальше.

III

Теперь решил себя он посвятить

Всецело лишь поэзии любимой.

Он без неё не мыслил вовсе жить.

А в эти дни, из мест родных гонимый,

О ней лишь думал и мечтал поэт.

Она в него уверенность вселяла.