Гений

Пыл и пафос, которыми были проникнуты слова миссис Дэйл, должны были бы послужить Юджину предостережением. У него мелькнула на мгновение мысль догнать ее и попытаться еще как-то на нее воздействовать, сказать, что он приложит все усилия к тому, чтобы добиться развода и жениться на Сюзанне, но он вспомнил, что Сюзанна особенно настаивала на своем нежелании вступать в брак. Он не мог бы точно сказать, когда, где и при каких обстоятельствах она высказала это своеобразное желание, которое было, впрочем, вполне осуществимо при условии, что они будут вести себя тактично. Ничего ужасного нет в том, размышлял он, что два человека хотят сойтись подобным образом. Что тут особенного? Одному богу известно, сколько в мире таких незаконных, не совсем, может быть, обычных связей, и незачем обществу приходить в волнение из-за одного лишнего случая, особенно если люди действуют осмотрительно и дипломатично. Ни он, ни Сюзанна не собираются трубить на весь мир о своей связи. Вполне естественно, что он, выдающийся художник, правда, забросивший на время свою кисть, но тем не менее законченный и признанный художник, - хочет иметь отдельную студию. Там он и Сюзанна могут встречаться. Никто не увидит в этом ничего предосудительного. Только зачем Сюзанна все рассказала матери? Прекрасно можно было обойтись без этого. Странные у нее принципы - говорить правду при любых обстоятельствах. А между тем она в сущности не всегда говорит правду. Она обманывала мать хотя бы уже тем, что так долго держала ее в полном неведении. Или это злая шутка судьбы, которая хочет над ним насмеяться? Не может быть. И все же настойчивость Сюзанны казалась ему теперь роковой ошибкой. Он сидел, погруженный в глубокое раздумье. Неужели он так страшно заблуждается? Неужели он когда-нибудь пожалеет? Вся его жизнь ставится сейчас на карту. Может быть, повернуть назад?

Нет! Нет! Нет! Никогда! Не бывать этому! Он должен идти напролом! Иногда выхода у него нет!

Юджин долго сидел и думал.

Следующий шаг, который предприняла миссис Дэйл, не доставил ей таких неприятностей, как первый, хотя пользы и он не принес. Она вызвала своего домашнего врача, доктора Летсона Вули, пользовавшегося неограниченным доверием своих пациентов. Будучи сам человеком строгих правил, непоколебимым в вопросах чести и морали, он проявлял достаточную широту взглядов и терпимость, когда речь шла о ближнем.

- Ну, миссис Дэйл, чем могу вам быть полезен сегодня? - спросил он, входя в библиотеку, расположенную на первом этаже, и сердечно, хотя и с несколько усталым видом, пожимая ей руку.

- Ах, доктор Вули, у меня такие неприятности! - сразу же начала миссис Дэйл. - У нас собственно никто не болен. Но уж лучше бы болезнь. Дело гораздо серьезнее. Я вызвала вас, потому что рассчитываю на вашу помощь и сочувствие. Речь идет о моей дочери Сюзанне.

- Так, так, - пробормотал доктор. Голос его звучал хрипловато, потому что его голосовые связки были стары. Глаза зорко смотрели из-под мохнатых седых бровей - это был взгляд человека, умеющего многое видеть и таить про себя. - Что же с ней случилось? Что она сделала такого, чего не следовало бы делать?

- Ах, доктор, - воскликнула миссис Дэйл, чуть не плача, так как переживания последних дней совсем лишили ее самообладания, - я не знаю даже, что вам сказать. Не знаю, с чего начать. Сюзанна, моя дорогая, моя бесценная Сюзанна, которой я так бесконечно доверяла, на которую так полагалась...

- Ну, ну, что же дальше? - прервал ее излияния доктор Вули.

И миссис Дэйл рассказала ему всю историю и ответила на некоторые в упор поставленные вопросы.

- Говоря по правде, вы должны еще быть благодарны судьбе, - сказал он. - Сюзанна могла уступить этому человеку тайком от вас и потом сообщить вам об этом как о свершившемся факте, а может быть, и совсем не сообщить.

- Не сообщить? О доктор! Моя Сюзанна!

- Миссис Дэйл, прежде чем стать вашим врачом, я был домашним врачом вашей матери. Я немного разбираюсь в человеческой природе вообще и неплохо изучил членов вашей семьи в частности. Ваш муж, если вам угодно будет вспомнить, был человек весьма решительный. Сюзанна, возможно, унаследовала его характер. Она очень молода, - прошу не забывать этого, - она сильная, здоровая девушка. Сколько лет этому Витле?

- Лет тридцать восемь, тридцать девять, доктор.

- Гм! Я так и думал. Опасный возраст. Надо только удивляться, что вы сами так благополучно миновали этот период. Ведь и вам под сорок, не правда ли?

- Да, доктор, но вы единственный человек, которому это известно.

- Знаю, знаю. Возраст опасный. Вы говорите, что он стоит во главе "Юнайтед мэгэзинс"? Я, кажется, слыхал про него. Я знаком с мистером Колфаксом. И вы находите, что этот человек способен так увлечься?

- Мне и в голову не приходило - до этой истории.

- Что ж, тут нет ничего невозможного. Тридцать восемь - тридцать девять, с одной стороны, и восемнадцать - девятнадцать, с другой, - никуда не годится. А где Сюзанна?

- Вероятно, наверху, у себя в комнате.

- Может быть, мне поговорить с ней, хотя вряд ли это поможет.