Гений

– Как же так, Марина Макаровна? – огорчился Торопкий. – Нам еще руки вверх не скомандовали, а мы уже подняли? Вы извините, но я со школы помню, – и Торопкий с выражением продекламировал: – «Лишь тот достоин жизни и свободы, кто каждый день за них идет на бой!»

– Вы тоже учили? – удивился Чернопищук. – А я думал, молодым уже этой рацеи не досталось.

– Это почему же рацея, Виталий Денисович? Это «Фауст», между прочим!

– Да? А я думал, Маяковский какой-нибудь. А мне, знаешь, Леша, дорогой, всегда непонятно было: если каждый день на бой идти, то жить когда?

– Но это же в переносном смысле! Не воевать, а… Ну, отстаивать, быть принципиальным, не прогибаться.

– Вот и отстоял бы ты мне трубы, если такой принципиальный.

– Какие трубы?

– Такие! Четырехсотмиллиметровые, которые мне из Харькова полгода назад обещали прислать, восемьсот метров, позарез нужно! Я им все телефоны обзвонил, все пороги оббил, никакого толка! Вот и напиши статью – и лучше сразу в харьковскую газету, а то в республиканскую! А заодно в интернеты свои написал бы, вы там все сидите – ради чего? У меня три пятиэтажных дома считаются с канализацией, а ее нет, люди зимой из квартир на улицу срать бегают, это нормально? Там два инвалида войны на меня уже заявление в суд написали. Вот и отстаивай их жизнь и свободу!

– Это быт, Виталий Денисович, а я говорю о свободе духовной…

– Знаю! И я о ней же. Посиди, как они, на морозе с голой жопой, никакой свободы тебе не надо будет!

– Ну, если опускаться на уровень жопы…

– Мужчины, тут женщина вообще-то, – напомнила Марина Макаровна. – А что касается биться за жизнь и свободу, я скорее с Виталием Денисовичем согласна. Каждый день, но понемногу. В рабочем порядке. Я даже вам так скажу: если бы у всех людей совесть была, то и биться не надо было бы. И всё, хватит тут теории. Надо решать, что делать.

– То есть вы от идеи автономии отказываетесь? – напрямую спросил Торопкий.

– А она разве была? Мы ее в порядке обсуждения имели в виду. Ты, Алексей, прямо как продавец в магазине: если взял покупатель вещь в руки – покупай! А мы посмотрели и на место положили.

– Тут вот что: из-за Вени Вяхирева буча поднялась, – сказал сведущий Чернопищук. – Он зачем-то в Сычанск ездил со всей своей командой и с Мовчаном, который начальник российского грежинского ОВД.

– Знаю, – кивнула Марина.

– Ну вот. И будто бы они выкрали из морга тело сына Мовчана. И была за Веней погоня, но они сбежали. Вот они и прибыли – Веню арестовывать за измену родине.

– Целой армией?

– Никто не считал и не видел, может, там пара машин всего. А ты, Марина, знаешь, как у нас народ приврать любит в сторону увеличения.

– То-то Веня на звонки не отвечает, – задумчиво сказала Марина.

– Надо с ним лично поговорить, а то придумает что-нибудь, – встревожился Чернопищук. И предложил Аркадию: – Ты бы его нашел и потолковал. Поборолся бы с ним за его жизнь и нашу свободу.

И Аркадий согласился: рассказанное его заинтересовало и как журналиста, и вообще. Да и Веню он давно знает, почти приятели, хорошо бы понять, почему он взялся помогать российскому своему коллеге и что собирается делать, если его действительно хотят арестовать.

– Хорошо, – сказал он. – Займусь этим. А потом и трубами, Виталий Денисович.

– Вот-вот, займись.

Зазвонил телефон Марины Макаровны. Она посмотрела на номер и не взяла трубку.

– С утра без конца – из Харькова, из Киева, со всех сторон звонят. А что я им скажу, если я сама ничего толком не понимаю?

Зная, где живет Вяхирев, Торопкий пошел к нему домой, не надеясь его застать. Но Веня был именно дома. Поев с утра окрошки, он сказал матери, что у него сегодня отгул, и лег в тени навеса у сарая на широкую лавку, застеленную старым матрасом. Поставил на специальную полку ноутбук и смотрел скачанный заранее сериал «Как я встретил вашу маму». Ему очень нравилась актриса, играющая главную роль. Когда-то Веня был влюблен в похожую девушку. Давно, еще в школе. Девушка уехала, вышла замуж, Вене уже двадцать девять лет, и он второй раз никого пока не полюбил. Вот и смотрит, сочувствует герою, смеется, а на душе тревожно, душа знает – что-то будет нехорошее, но не хочет об этом думать. И Веня не хочет.

Торопкий был посланцем внешнего мира, о котором Веня хотел забыть, поэтому Вяхирев встретил его не очень приветливо.

– Интервью не даем, зря пришел, Алексей.

– Я не для газеты, просто… К поселку войска подходят.

– С кем воевать?

– Есть такие слухи – с тобой.

Веня, хоть и собирался накануне обсуждать вопрос своей свободы на поле боя, сегодня был настроен фатально.

– Ну, пусть подкатывают пушки к моему огороду. А я их… – Веня взял из миски крупную ягоду черешни, сунул в рот, объел и обсосал косточку, достал ее и, надавив пальцами, выстрелил, попав в старое дырявое ведро, стоявшее вверх дном, отчего оно весело, по-молодому щелкнуло, будто радуясь, что наконец пригодилось. Чтобы сделать ведру приятное, Веня съел еще одну черешню и опять стрельнул косточкой, и опять попал, и опять ведро звонко щелкнуло.

У Торопкого аж во рту зачесалось, захотелось черешни. Веня угадал:

– Угощайся!