Гений

В воскресенье шел дождь, и та часть города, где жила Руби, навевала уныние. На пустырях между домами на побуревшей, мертвой траве блестели огромные лужи. Пробираясь по бесконечному лабиринту усыпанных черным шлаком железнодорожных путей, на которых стояло бесчисленное множество паровозов и вагонов, Юджин думал о том, какой благодарный материал для художника эти гигантские черные паровозы, выбрасывающие клубы дыма и пара в серый, насыщенный влагой воздух, это скопление двухцветных вагонов, мокрых от дождя и потому особенно красивых. В темноте на скрещениях путей вспыхивали, подобные ярким цветам, огни стрелок. Юджину нравились эти желтые, красные, зеленые и синие пятна, горевшие словно живые глаза. К такому материалу Юджин был особенно чувствителен, и он испытывал смутную радость оттого, что эта простая девушка-цветок живет где-то близко.

Он подошел к двери, позвонил, и ему открыл старый, весь трясущийся ирландец, по-видимому, человек малоразвитый, – Юджин подумал, что ему подошло бы служить сторожем у шлагбаума. На старике была грубая, но не лишенная живописности одежда; от долгой носки она приняла естественные очертания человеческого тела. В руке у него дымилась коротенькая трубка.

– Мисс Кенни дома? – спросил его Юджин.

– Угу! – ответил он. – Заходите. Я позову ее.

Он указал на дверь в глубине прихожей, где, очевидно, была гостиная. Кто-то позаботился о том, чтобы все здесь было выдержано в красных тонах – большая лампа под шелковым абажуром, семейный альбом, коврик на полу и цветастые обои.

В ожидании Руби Юджин открыл альбом и стал просматривать фотографии, по-видимому, ее родственников. Все это был мелкий люд – приказчики, лавочники, коммивояжеры. Вскоре вошла Руби, и глаза Юджина заблестели: в этой девушке (ей едва исполнилось девятнадцать лет) чувствовалось очарование юности, которое всегда приводило его в восторг. На ней было черное кашемировое платье, отделанное красным бархатом у шеи и на рукавах, с красным галстучком, завязанным небрежным узлом, как у мальчика. Она вошла нарядная и оживленная и весело протянула ему руку.

– Ну как, трудно было нас найти? – спросила она.

Он покачал головой.

– Я довольно хорошо знаком с этими местами. Мне приходится собирать здесь взносы – я, видите ли, служу в компании «Дешевая мебель».

– Значит, я напрасно беспокоилась, – сказала она, радуясь его откровенности. – Я боялась, что вы совсем измучаетесь, пока разыщете нас. Ужасная погода, не правда ли?

Юджин согласился с нею, а потом рассказал о тех мыслях, которые навеял ему окрестный пейзаж.

– Если бы я был художником, я рисовал бы именно такие вещи. Это так величественно, так чудесно.

Он подошел к окну и стал смотреть на открывавшийся оттуда вид.

Руби с интересом наблюдала за ним. Каждое его движение доставляло ей удовольствие. Она чувствовала себя с этим юношей необычайно просто, словно заранее уверенная, что полюбит его. Так легко было с ним разговаривать. Институт, ее работа натурщицы, его надежды, местность, где она живет, – все это были темы, сближавшие их.

– А много здесь художественных мастерских, пользующихся известностью? – спросил он, когда они заговорили о ее работе. Ему хотелось знать, что представляет собой художественный мир Чикаго.

– Не так уж много. Во всяком случае, хороших мало. Ведь много художников только воображают, будто умеют писать картины.

– А кто из них считается крупным мастером? – спросил он.

– Видите ли, я ведь знаю только то, что слышу от других. Мистер Роуз, говорят, очень талантлив, Байэм Джонс недурен в жанровых картинах, Уолтер Лоу хороший портретист и Менсон Стил тоже. Да, постойте, есть еще Артур Бигс, он пишет только пейзажи. В его мастерской я никогда не была. Затем Финли Вуд – тоже портретист, и Уильсон Брукс, – тот пишет многофигурные композиции. Но всех не запомнишь, их немало.

Юджин слушал, как зачарованный. Этот непритязательный разговор о вещах, касающихся искусства, давал ему большее представление о здешних художниках, чем все слышанное до сих пор. Очевидно, эта девушка много знала. Она была в этом мире своим человеком. Любопытно, думал Юджин, какие у нее отношения со всеми этими людьми.

Через некоторое время они снова стали смотреть в окно.

– Не очень-то здесь красиво, – сказала она, – но отцу и матери нравится. Отцу близко ходить на работу.

– Это ваш отец открыл мне дверь?

– Он мне не родной отец, – объяснила она. – Я приемная дочь. Но они относятся ко мне, как к родной. Я им очень многим обязана.

– Вы, верно, недавно начали позировать? – спросил Юджин, подумав о том, как она еще молода.

– Да, примерно с год.

Она рассказала ему, что раньше служила кассиршей в «Базаре», и вот ей и одной ее подруге пришла мысль пойти в натурщицы. В воскресном номере «Трибюн» они увидели снимок девушки, позирующей перед студентами. Это показалось им заманчивым. Они стали советоваться, не попробовать ли им тоже? И с тех пор работают натурщицами. Ее подруга тоже будет на ужине.