Гении эпохи Возрождения

Река Арно. На переднем плане – знаменитый мост Понте Веккьо

Немногочисленные средневековые башни Флоренции высятся сегодня посреди ренессансных дворцов и домов, словно одинокие рыцари в стане Возрождения. Они напоминают нам о суровых временах, когда город терзали бесконечные войны и политические интриги. Трудно поверить, что на этих узких улочках, выводящих нас сегодня на беспечную и элегантную набережную Арно, когда-то без счета умирали от голода и от чумы, в водах реки отражались зарева частых пожаров, баррикадировались в своих средневековых домах-башнях кипевшие смертельной враждой гвельфы и гибеллины.

Но несмотря на хаос и войны Флоренция никогда не переставала жить мечтами о новой жизни. И весенний ветер истории принес ее дыхание на берега Арно, когда в XII в. в город цветов проникает новая поэзия певцов рыцарской любви – трубадуров Прованса. Самые изысканные и образованные тосканские поэты, такие как Гвидо Кавальканти, вдохновленные трубадурами, становятся учителями Данте.

Рождение в 1265 г. великого сына Флоренции Данте стало, возможно, предвестием ожидавшего город, да и всю Италию, чуда, которым потом будет восхищаться весь мир.

В душе у флорентийцев вдруг пробудилась небывалая тяга к внутренней свободе, к свету. Предприимчивые и не менее дерзкие, чем венецианец Марко Поло, флорентийцы пускаются в далекие путешествия, открывают свои торговые конторы по всему Старому Свету и даже в самых глубинах Азии. Красноречивые спорщики и тонкие резонеры, флорентийские патриции служат при дворах разных государей Европы. В юбилей 1300 г., который привлек в Рим три миллиона паломников, папа Бонифаций VIII был немало удивлен, обнаружив, что послы почти всех северных князей и даже монгольского хана были флорентийцами.

На пороге Возрождения Флоренция из упорства и дерзаний готовила почву для радостного искусства ее самых ясных и светлых дней.

Филиппо и Гений Встречи

«Как бы я мог жить, не видя Дуомо!» – восклицали когда-то флорентийцы. Они очень любили свой город, центром и сердцем которого в XV в. становится собор Санта Мария дель Фьоре – Девы Марии с цветком. Его называли коротко – Дуомо. С тех времен мало что изменилось: откуда бы мы ни любовались панорамой Флоренции, глаза в первую очередь ищут Дуомо. Его образ первым врезается в память, чтобы остаться там уже навсегда. Город, над которым возвышается знаменитый купол Брунеллески, уже не может быть ни Римом, ни Миланом, ни Венецией…

Вид Флоренции. В центре – собор Санта Мария дель Фьоре (Дуомо)

Могучий, по-тоскански пестромраморный корабль с куполом красной черепицы – это и есть таинственный Лик самой Флоренции… Его видно отовсюду. В том числе из бесчисленных улочек, которые все, как к центру, стекаются к Дуомо. Скоро привыкаешь к тому, что его красно-чешуйчатая громада то и дело величаво выплывает на тебя из-за поворота.

Кладя на камень камень, так,
Из круга в круг, я сводом ввысь метнулся,
Покуда, возносясь за шагом шаг,
С небесной твердью не соприкоснулся.

Строцци

«Природа дала ему малый рост и невзрачную внешность», – писал о Брунеллески Джорджио Вазари, но казалось, что само «небо возжелало, чтобы Филиппо оставил после себя миру самое большое, самое высокое и самое прекрасное строение из всех, созданных не только в наше время, но и в древности».

Собор был заложен в 1296 г. по проекту Арнольфо ди Камбио. Денег в казне тогда хватало, и размахнуться решили не на шутку. Когда же опомнились, стены храма уже стояли, и теперь никто не знал, как закрыть их куполом – на высоте 57 м и диаметром 43 м…

Четыре десятилетия собор простоял без «головы». Пока в 1409 г. Филиппо Брунеллески не предложил свой оригинальный проект. Тогда он всем показался чистым безумием, и не было никого, кто смог бы предварительными расчетами подтвердить или опровергнуть его состоятельность.

Мэрия разрешила Брунеллески начать строительство, но под строгим надзором и контролем наблюдательной комиссии во главе со скульптором Гиберти. Тем самым, который когда-то победил Брунеллески в конкурсе проектов на изготовление бронзовых ворот для Баптистерия.

Очень скоро стало ясно, что даже в великой Флоренции, этом городе гениев, кроме Брунеллески, не было человека, способного воплотить столь грандиозный замысел.

В самый ответственный момент строительства Филиппо сказался больным и на вопросы встревоженной мэрии по поводу продолжения работ отвечал не без иронии: «А зачем я вам нужен? У вас есть мой проект, у вас есть Гиберти с его надзорной комиссией, вот пусть они и строят». Гиберти пришлось публично признать, что, кроме самого автора, проект этот вряд ли кто реализует. Брунеллески получил полную самостоятельность. Больше никто не диктовал ему никаких условий до завершения работ.