Гении и маски. О книгах Петра Вайля

Игорь Ефимов ГЕНИИ И МАСКИ О книгах Петра Вайля

В Японии искал маску по себе. В театре «Но» есть маска удовлетворенности и жизнерадостности — отафуку; посмотрел: цвет бледный, выражение постное. В основе такого дикого, на наш взгляд, парадокса — правило: эмоции — твое личное дело, не выноси на обозрение. Больше подошла маска кукольного театра Бунраку — тярикуби: рожа круглая, нос картошкой, со всеми в ладах, рот полуоткрыт от любопытства и готовности все попробовать.

Петр Вайль. «Гений места»1

Петр Вайль эмигрировал из СССР в 1977 году. За тридцать лет жизни на Западе он опубликовал дюжину книг, сотни статей, а его радиопередачи, ушедшие в эфир через микрофоны станции «Свобода», должны исчисляться тысячами. В предисловии к книге «Стихи про меня»² он писал: «по вторгшимся в тебя стихам можно выстроить свою жизнь — нагляднее, чем по событиям биографии» (СПМ-13).

Хотя в этой книге читатель найдет много исповедальных моментов, отнести ее к разряду «автобиографических» все же не получается. Ее уникальный — автором специально придуманный — жанр точнее всего было бы определить как «Сборник объяснений в любви». В любви к стихам и к поэтам, их сочинившим. Причем, именно не «признаний в любви» — признания могут быть короткими, как тост, — а «объяснений», с подробными и далекими отступлениями в историю отношений, в собственную судьбу, в судьбу объекта любви, — то есть в историю написания полюбившегося стихотворения. Память Вайля хранила бездонные клады цитат, хронологических сведений, исторических анекдотов, впечатлений мемуаристов, и он щедро украшал ими свой рассказ, как бы бросая лучи разноцветных прожекторов на стихотворение, вынесенное к рампе. Поистине, счастлив должен быть поэт, которому удалось задеть сердце столь чуткого, отзывчивого и благодарного читателя.

Уже в книге «Гений места», вышедшей в 1999 году, Вайль продемонстрировал свой уникальный дар — наслаждаться сокровищами мировой культуры. Как щедрый распорядитель карнавала ведет он своего читателя по обоим полушариям, из города в город, устраивая в каждом настоящее пиршество для души, заражая нас своей способностью впитывать музыку слов, краски картин, свет и тени соборов, раскаты оперных арий, кадры кинофильмов, даже шедевры кулинарии и гастрономии. Найденный там прием построения глав — «один город — один художник» — в какой-то мере использован и в книге «Стихи про меня»: мы попадаем в Марбург вместе с Пастернаком, в Петербург — с Мандельштамом, в Прагу — с Цветаевой, в Нью-Йорк — с Маяковским, в Рим — с Бродским. Но принцип «одно стихотворение — одна глава» соблюдается не строго: стихотворение скорее включается как развернутый эпиграф, а тема главы может свернуть в совершенно неожиданную сторону, что вносит даже некоторый детективный элемент в повествование.

Еще мудрец Экклезиаст, три тысячи лет назад, пришел к выводу, что нет для человека «ничего лучшего, как веселиться и делать доброе в жизни своей… как наслаждаться… делами своими» (Эккл. 3: 12, 22). Представляется парадоксальным, что Петр Вайль, всю жизнь страстно выступавший против всякого учительства и проповедничества, одну за другой выпустил книги, по которым люди пытаются научиться у него этому восторженному — и завидному — приятию мира культуры, приятию, способному наполнить любую жизнь радостью и смыслом. В мировой литературе так много книг, талантливо и ярко описывающих путь автора в бездну отчаяния. Не лучше ли вглядеться наконец в путь, приведший человека к миру душевному, к умению наслаждаться не деньгами, успехом, важным постом или властью, а сокровищами искусства, доступными — казалось бы — всем и каждому?

Литературная «реконкиста»

Этим трудным словом в учебниках истории обозначается долгая — в полтысячелетия — война (X–XV века), которую испанцы вели против мусульман, отбивая у них обратно свою родину — Пиренейский полуостров. Уже в ранней молодости Петр Вайль и его друг и соавтор, Александр Генис, поняли — через вспышки пережитых словесных наслаждений ощутили — чутьем осознали, — что их родина — российская словесность. И одновременно с этим увидели, что эта родина оккупирована захватчиками, чуждым племенем по имени «советская идеология». Смело и весело вышли они на битву с могучим врагом и повели свою войну за отвоевание родных книжных просторов.