Гении и прохиндеи

Должно быть, надо кладом веры,

Чтоб вверх и вниз от рук живых

Бежали, как от полной меры.

Еще пронзительнее вот это:

Странно как-то всё соединить:

Колокольный звон и грохот этот...

И в раздумья по двору ходить

В поисках разумного ответа.

А решенье может быть одно:

В жизни всё соединить возможно,

Вслушайся, ведь не всё равно

Этот колокол с щемящей дрожью. Да, мудро сказано: "В жизни всё соединить возможно" И соединили, например, этого батюшку-стихотворца с Союзом писателей: за такие вот стихи приняли его в члены,. сейчас соединили с юбилеем.

А что дарили раньше на юбилеях? Разное. Допустим, однотомник Проскурина или "Книгу о вкусной и здоровой пище", портрет Брежнева или шестеренку, увитую олеандром и т.п.Что подарили теперь? Икону. А кто подарил? Доктор социалистических наук, профессор, член КПСС с 1956 года, бывший редактор "Комсомольской правды", кавалер ордена Красного Знамени, дважды лауреат премии имени Ленинского комсомола, автор замечательного исторического исследования "Боевой опыт комсомольской печати.

1917-1925"/в частности, её опыт по борьбе с религией/. Прекрасно! Под "колокольный звон и грохот этот", под бульканье и стук ножей мы воочию насладились вдохновляющей картиной преображения комсомольского Савла в перестроечного Павла...

А как раньше начинались такие торжества? Очень не редко - с пения гимна, или "Интернационала", или/уже после двух-трех рюмок/ пели "Вот мчится тройка удалая". А как обстояло дело теперь? Поднялся в президиуме батюшка, член секции поэзии и возгласил: "Братие! Всякое доброе дело надо начинать с молитвы. Так воздадим же хвалу Господу нашему и возрадуемся хлебу насущному, что он нам сегодня послал!" Все вскочили и кое-кто же затянул вслед за батюшкой. Оно и понятно: сегодня послано нам было отменно, столы ломились от яств и питий. Рядом со мной подпевала, например, мой старый друг Наташа Дурова, .знаменитая наша зверолюбка. От умиления и восторга я хотел было её расцеловать, но вспомнил, что дня три назад на телевидении, кстати, тоже на чьем-то юбилее, она целовалась со своими удавом. Брр!..Даже под звуки молитвы не могу переступить через это.Пусть целуется теперь с юбиляром или батюшкой, у них должно хватить на это святости...

Так вот, на месте дорогого Александра Проханова я на свой юбилей для полного ажура или, как говорили у нас на Благуше, для понта тоже непременно пригласил бы парочку губернаторов /родного тифлисского - уж обязательно!/.кого-нибудь из бывших боссов комсомольской или партийной печати, одного-двух лауреатов КГБ, одну циркачку с проволкой, но без удава, и уж, конечно, священнослужителя, желательно - из секции критики. Уж то-то они устроили бы торжество!..

И тут не могу не вспомнить одну поучительную историю. Мне как-то довелось высказать несогласие с некоторыми суждениями о прошлом нашей Родины одного высокого церковного иерарха. Ито сказать, если я считал эти суждения поспешными, не точными или неосновательными, то почему же мне в пору такого безграничного плюрализма не высказаться, почему я должен следовать за бывшими редакторами комсомольских газет и комсомольскими лаурматами? Тем более, то по возрасту я старше этого иерарха, повидал в жизни едва ли уж меньше, а когда он в юности, находясь в оккупированной Мариуполе, бил поклоны, мы с моими товарищами били немецких оккупантов...

И статья появилась. Боже милосердный, что тут началось! Никто ничего не опровергал, а только гвоздили меня. Ну совершенно так же, как если бы лет десять тому назад я выступил с критикой члена Политбюро. Особенно усердствовали, естественно, не московиты, а приезжие, - кто из Одесской области, кто из Николаевской.

Одессит свирепствовал лютей остальных. Его больше всего возмутило то, что в моей статье тот иерарх был назван святым отцом. "Живого человека называть святым! - шумел одессит. - Какое изощренное издевательство! Кто же не знает, что только после смерти человека можно назвать святым, и совершается это по высокому решению церкви. Такое глумление на живыми служителями церкви позволял себе только Ярославский-Губельман в журнала "Воинственный безбожник", Бушин взял это оттуда!.."

Я был потрясен. Но не тем, конечно, что уподобили меня Губельману, журнал которого я никогда и не видел. Меня поразил возникший вдруг образ этого одессита. Ведь он окончил Московский университет, сейчас ему было уже под шестьдесят, автор многих книг, член Союза писателей. В числе его книг одна о Святом князе Дмитрии Донском, значит, вплотную и практически соприкасался с вопросами религии и церкви. Как же он может путать "причисление к лику святых", канонизацию, и что действительно является прерогативой церкви, и многовековый житейский обиход, позволяющий едва ли не всех служителей церкви называть святыми отцами.

Как этот писатель читал родную литературу? У Пушкина в "Борисе Годунове" он мог бы встретить такие, например ,слова царя Иопнна, обращенные к "игумену и братье":

Прииду к вам преступник окаянный

И схиму здесь честную восприму,

К стопам твоим, СВЯТОЙ ОТЕЦ, припадши...

Там же князь Шуйский обращается к патриарху: