Гении и злодейство. Новое мнение о нашей литературе

В общем, на первый взгляд все шло хорошо. Есенин вроде бы «попал в обойму». Его стихи достаточно широко печатались, в том числе и в сверхпопулярной «Ниве»[18] и ее приложениях. Не говоря уже об известности в модных литературных салонах. Все это давало не только славу, но и возможность неплохо жить за счет поэтического труда. Что, кстати, по тем временам – как и по нынешним – было большой редкостью. Казалось бы, что еще человеку надо? Сегодня большинство деятелей культуры, завоевав успех какой-нибудь «фишкой», мусолят ее до тех пор, пока это приносит деньги. Но тогда были люди покрупнее калибром.

Судя по всему, Есенина не слишком устраивала роль сусального пастушка – забавника для литературных снобов.

Тут снова стоит вспомнить о Николае Клюеве, игравшем в те годы для Есенина роль литературного старшего брата. Да и не только литературного. Когда в 1916 году Есенину пришла пора призываться в армию (тогда призывали в 21 год) и, соответственно, отправляться на войну, именно Клюев, используя свои связи в верхах, добился того, чтобы Есенин не оказался на передовой. Вот что он писал полковнику Ломану, влиятельному человеку в придворных кругах:

«В настоящее время ему, Есенину, грозит отправка на бранное поле к передовым окопам. … Умоляю тебя, милостивый, ради родимой песни и червонного всерусского слова похлопотать о вызове Есенина в поезд».

В результате поэт служил в санитарном поезде. Не халява, конечно, работа грязная и тяжелая. Но и не под огнем (в Первую мировую еще придерживались законов войны, санитарные поезда не бомбили и не обстреливали).

Кстати, показанная в сериале сцена чтения Есениным стихов царской семье является вымыслом. Поэт и в самом деле выступал перед императрицей в Царскосельском лазарете № 17, но он был лишь одним из выступавших. По сути, это был своего рода концерт самодеятельности, подготовленной силами работников госпиталя и раненых.

А. Мариенгоф и С. Есенин

Но вернемся к Николаю Клюеву. Его влияние на Есенина огромно. И не столько в литературном плане, сколько в мировоззренческом. К моменту знакомства с Есениным Клюев был уже вполне успешным поэтом, выпустившим четыре книги, обладавшим большими связями в придворных кругах. При этом в душе он люто ненавидел существующий порядок. Возможно, потому, что вынужден был делать литературную карьеру, ломаясь под мужичка. Но возможно, причины были глубже. Клюев много времени провел среди радикальных раскольничьих сект – и среди уже совсем запредельных хлыстов. Эти люди, мягко говоря, без симпатии относились к порядкам, царившим в Российской империи. Для них это были «чужие». Для них крушение этого мира было благом – шансом перестроить все по-своему. Клюев эти взгляды разделял.

Тем более недолюбливал Клюев представителей «дворянской культуры», в которых он, возможно и несправедливо, видел эдакую барскую снисходительность.

Молодой Есенин вряд ли имел какие-либо общественно-политические взгляды. Но вот эту неприязнь к «барам» он после общения с посетителями петербургских салонов усвоил крепко. По большому счету, терять Есенину было особо нечего. Так же как и футуристам. К революции он был морально готов.

«Если ты вышел оттуда, где тихо жил…»

После революции Есенин присоединился к группе «Скифы», о которой я уже упоминал. И тут-то началось… В творчестве поэта появляются совсем иные ноты. Его поэмы «Инония» и «Пантокрактор» отличаются не только революционным нигилизмом, но и кощунством. Причем это вам не футуристы с их бранью по отношению к Небесам. Кощунство Есенина построено на библейских образах. Во время написания «Инонии» он перечитывал Библию. То есть это не обычное для тех лет глумление над «старьем». Это вполне осознанный отказ от христианства.

Не хочу воспринять спасение
Через муки его и крест.
Я иное постиг учение
Прободающих вечность звезд.