Гений, или История любви

— Что? Ленка, ты сдурела? Ты это, что ли, про меня? — ахнула бабушка, совершенно не ожидая этого хода конем или скорее удара из-за спины. — Я никогда ни от кого не убегала. Мой муж — народный артист. Да как ты посмела… Володя! Ты снова позволишь оскорблять свою мать?

— Простите, — тон Алены изменился, — я устала, устала.

— Ну, извини, Лена, что я разбудила тебя из-за того, что твоя несовершеннолетняя дочь сбежала из дома и бросила институт! — Бабушка просто разъярилась. — Мне, конечно, надо было свериться с часовыми поясами. Надо было тебе вообще все сказать письмом. Или вообще ничего не говорить. Подумаешь, единственная дочь!

— Извините, я не это имела в виду. Мама, вы… вы не могли бы перезвонить! — вдруг ляпнула Ленка, отчего у бабушки Разгуляевой просто рот открылся. Вот это наглость.

— Перезвонить?!

— Ох… — тяжело вздохнула Алена. — Знаете, вы правы. Я приеду. Я сегодня же пойду и закажу билеты. И Володе скажу, вы не волнуйтесь. Его просто сейчас… он спит, я не хочу его будить. Он очень устает, и тут еще это… Вы понимаете, лучше уж мы сами как-то решим. Я приеду и… и заберу ее. Да, я заберу ее сюда. С собой!

Сонина мама явно не пришла в себя спросонок, но вещи, которые говорила, звучали разумно. И уж точно бабушка не хотела, чтобы из-за каких угодно проблем будили Владимира, Володечку. Устает, конечно. Один ведь работает. Ленка только бегает по магазинам да чай пьет с подружками, в любой точке мира обзаводится этими подружками за пять секунд.

— Давай приезжай. Это хорошая идея. Я, честно говоря, не знаю, что и делать с ней. Я останусь здесь, на Тверской, и ее дождусь.

— А когда она вернется? — запоздало поинтересовалась Ленка. Тоже мне, мать. Впрочем, она там, на другом конце мира, никак не поймет, видать. Другие сны, другая реальность. И Москва, и дочь, и проблемы — все так далеко. Можно понять, конечно. Когда в доме бабушки раздавались звонки и незнакомые голоса говорили о том, что ее муж, Станислав Разгуляев, народный артист, дирижер, заслуженный и т. д. и т. п., задержан в непотребном состоянии, с девицами легкого поведения и что нужно срочно куда-то звонить, что-то делать, чтобы не было бумаг, чтобы не сообщили на работу, чтобы не полететь из партии под белые рученьки… Она тогда тоже чувствовала это странное отупение и нежелание даже понимать, что именно от нее хотят. Но то муж, а то дочь. Разные вещи. Совершенно.

— Я не знаю.

— Как? — ахнула в ужасе Ленка. — А где она сейчас?

— Наконец-то дошло, — удовлетворенно кивнула бабушка. — Я понятия не имею. Никто не знает точно списка городов для этих гастролей. Можно, говорят, как-то узнать через этот Интернет, но где я — а где Интернет. Гастроли длятся два месяца — сентябрь и октябрь, а октябрь кончается, так что, думаю, скоро вернется.

— Я не могу поверить! — прошептала Ленка. — Не могу поверить. Это не со мной!

— Не разводи нюни! — приказала бабушка. — Возьми себя в руки. Сейчас нужно действовать. Спасать ее, вот что. Не дай бог, еще к чему-то пристрастят ее там. Она же такая слабая. Такая впечатлительная, на нее же любой может повлиять.

— Господи! — воскликнула Алена, уже собираясь плакать.

Бабушка фыркнула и дернула плечами. Нет, ну почему нельзя держать себя в руках?

— Перестань! Иди, покупай билеты, и знаешь, вообще ничего не говори Володе. Нет, скажи, что тебя срочно вызвали… хотя кто тебя вызовет. Ты же не работаешь, — с досадой хмыкнула бабушка.

— Я скажу, что у меня подруга заболела, — моментально придумала Алена.

— Подруга? — Бабушка усмехнулась. Вся Ленкина жизнь — подруги. Бесконечные пустышки с темами о косметике, тряпках и смысле жизни. Боже мой! — Хорошо, пусть будет подруга, которая очень тяжело заболела. Нечего раньше времени Володю волновать. Значит, я ловлю Соньку дома, а ты летишь сюда, как только сможешь.

— Договорились, — кивнула Алена и повесила трубку.

Она огляделась по сторонам: оплаченный за счет посольства маленький уютный домик в тихом районе Веллингтона показался ей ужасно скучным и отвратительно-серым в тусклом вечернем свете. Ловушка, в которую она попала и теперь дрожит, не зная, что станет с ней, когда крышку откроют и ее извлекут из темноты на божий свет.

Рядом с кроватью, разобранной как попало, с несвежим постельным бельем, на заваленном мусором и бумажками столике стояла бутылка ирландского ликера «Бейлиз», выпитая на две трети. Алена сделала большой глоток и разрыдалась — громко, в голос, с подвыванием и всхлипыванием. При всем желании она не смогла бы разбудить Володю, даже если бы стала кричать на всю улицу, через весь их тихий заморский респектабельный квартал. Володи не было дома, он не пришел ночевать.