Гений или злодей

Если говорить начистоту, то у меня от этих семейных коллизий не осталось иллюзий. Два человека, считающие себя порядочными, высокообразованными, интеллигентными, наконец увязают в мелкооптовой торговле, словно рыночные сквалыги. Эх, бросила бы Валентина Александровна все это к чертовой бабушке и как личность передового научного склада гордо удалилась бы к дочери, в свою двухкомнатную кооперативную квартиру. Но нет, она упорствует, как считает Вадим Георгиевич, упорствует в силу своей корыстной природы…

Впрочем, упорствует и наш чопорный джентльмен. Разгневанный и разочарованный, бродит Вадим Георгиевич из одного судебного присутствия в другое, подсчитывая убытки и кляня свою судьбу. Клянет он и законников, вынесших естественное решение. И приятелей, не отговоривших его от сумасбродного мезальянса. И даже меня, занявшего для этой затрепанной темы мораль у современного последователя того же Платона: «Подумай, прежде чем подумать!» Нет, обижаться Вадиму Георгиевичу не на кого и незачем. Может, только на самого себя. Или на фатальную телефонную книгу. Ну, в крайнем случае на математика Лобачевского.

ВЕНДЕТТА ПО-НАУЧНОМУ

Дочь профессора примчалась в дом к родителям розовым утром. Роняя из глаз слезы величиной с виноград «дамские пальчики», она второпях зовет отца:

— Папа, папа! В наши сети мы поймали подлеца!

Папа был готов дать волю раскаленным эмоциям. Но природная интеллигентность берет верх. Да и как профессор по части точных наук он предпочитает хладнокровно систематизировать факты.

— Во-первых, какие перед нами данные?

— Мой муж увлекся одной фигуранткой.

— А я полагал, что он способен увлечься только геометрическими фигурами. А во-вторых?

— Я собрала чемоданы, а он собирается подать на развод.

— Не слишком ли мало исходных для решения домашней теоремы?

— Во время ссоры он шлепнул меня… гм… в мадам «Сижу».

— Вот теперь пора действовать и нам? — перехватила инициативу мама. — Сядь за секретер и сообщи в деканат, что это письмо ты пишешь поневоле стоя… Как математик, я знаю, что такое превратить нечто значимое в бесконечно малую величину.

— Стоит ли? — засомневался папа.

— Стоит! Пиши, пиши. Так надо.

Взволнованно переводя дыхание, дочь набрасывает жалобу, смысл которой сводится к тому, что ее муж, аспирант, — разрушитель собственной семьи и осквернитель нашей морали. А посему она просит как можно скорее спровадить его с кафедры.

И вот уже сошлись на внеочередном заседании члены факультетского ученого совета. И вот уже председатель ареопага, строго сдвинув брови, провозглашает, что слушается дело по обвинению аспиранта.

— Какой мы отсюда извлечем корень?

Тут поднялся молодой член совета и, преодолевая субординационную робость, заметил:

— Стоит ли внедряться широкому форуму научных работников в узкую семейную сферу?

Но ему быстро был дан отпор:

— У вас явный пробел в мировоззрении. Семья — ячейка общества, и наша задача — приглядывать за этой ячейкой в оба. Достойно ли молодого ученого во время ссоры шлепать свою супругу? Вот, кстати, и справка от эксперта подоспела…

Словом, завязалась дискуссия. Молодой член совета продолжал доискиваться, почему семейному конфликту пытаются придать звучание драмы, достойной пера небезызвестного Вильяма Шекспира. Он просил учесть и плюсовые факторы: с успехом оканчивает аспирантуру, опубликовал около двадцати оригинальных работ и досрочно защитил диссертацию, за каковую ему вот-вот дадут степень кандидата наук…

— Вот именно, вот именно! — вскричал, озаряясь загадочной улыбкой, немолодой член совета. — Так что самое время уважить просьбу дочери нашего коллеги и спровадить аспиранта с кафедры за аморальное поведение.

— Это еще зачем? Ведь он уже подал на развод. Разве разводиться — это аморально? Сформулируем что-нибудь вроде «неподобающее» и т. д.

— И т. д. ему еще предстоит. Пишите, пишите. Так надо.

И хотя над синклитом маячила тень профессора, подобно тени отца Гамлета, ректорат не утвердил решение научного совета и вынес аспиранту выговор за неподобающее поведение. Впрочем, для успокоения страстей он не был рекомендован после окончания аспирантуры для работы на кафедре в качестве ассистента.

Аспирант выбрался на улицу, колеблясь от потрясения. Он зашатался бы больше, если бы предвидел, какие еще ожидают его сокрушительные удары. Не удовлетворившись достигнутым, жалобщица потребовала взгреть своего недавнего любимого супруга, еще и по общественной линии. И вот уже, обсудив аспиранта со всех сторон, факультетское бюро комсомола объявляет ему за те же показатели строгий выговор. Но и тут нашелся скептик, оспоривший слово «аморальный».

— Это еще зачем?

— Пишите, пишите. Так надо.

Однако институтский комитет комсомола тоже счел эту формулировку чрезмерной и, утвердив размер взыскания, остановился на том, что квалифицировал поведение аспиранта как недостойное. Дело здесь было не только в термине, дело здесь было в ином. И вот тут с позволения читателя мы раскроем скобки.