Гении исчезают по пятницам

— Какие враги? — Филя не мог решить для себя: Старостяк — псих, свихнувшийся на своих лазерах и теперь панически боящийся остаться без работы и диссертации, или действительно знает что-то такое о смерти Кропоткина, о чем остальные не догадываются.

Старостяк молча курил, думая о своем.

— Какие враги? — повторил сыщик. — Научные конкуренты? Кто-то из сотрудников подсиживал, хотел занять его место? Что-то личное? — Аспирант молчал, а Филя все извергал из себя вопросы: — Как можно спровоцировать инфаркт? Убить так, чтобы никто ничего не заподозрил? Кто-то уже воспользовался смертью Николая Николаевича?..

— Если бы я знал как! Если бы знал кто! Задушил бы собственными руками! — наконец очнулся Старостяк. — А если вы посмеете трепать имя шефа в вашей вонючей газетенке, я…

— Ни слова, ни полслова, — пообещал Агеев. — Но если вы что-то знаете, вам лучше обратиться в милицию.

— Как же вы меня достали, а! Шагайте к своему Эренбургу, его и спрашивайте!

— Я же сказал, он был избит на улице за два дня до смерти Кропоткина и до сих пор не пришел в сознание.

— А мне плевать! Я понятия не имею, зачем он приходил к шефу…

— Когда он приходил?

— Числа двадцать пятого, не помню я точно. И знать не хочу, почему он спрашивал про Джонсона. Николай Николаевич думал, что это очередной популяризатор с радио для дебилов: «А сейчас мы вам расскажем, есть ли жизнь на Марсе и как устроен телефон»…

— А кто такой Джонсон? — Филю даже пот прошиб от волнения: тот самый Джонсон со схемы!

— Вы меня угостили, но вы меня не купили! — Аспирант вскочил, опрокинув стул и окончательно перепугав посетителей за соседними столиками. — Я вам скажу то же, что шеф сказал вашему коллеге: идите в задницу! И вы правы, я пойду в милицию, пусть они разберутся, с какой стати ваш Эренбург советовал шефу быть поосторожнее? Чего такого должен был шеф бояться? Уж не инфаркта ли?

Денис Грязнов

Сергей Сильвестрович Беспалов был похож на меньшевика, какими их любили изображать в советских фильмах о революции: растрепанная седая шевелюра, козлиная бородка, нервическое подергивание головы, от которого с крючковатого носа академика постоянно сваливалось пенсне. Он водружал его обратно, снова тряс головой, оно снова сваливалось, а он его опять надевал. Из-за рассеянного взгляда казалось, что семидесятилетний Сергей Сильвестрович давно утратил связь с реальностью и либо безвозвратно витает в неких эмпиреях, либо впал в глубокий маразм, что по большому счету, наверное, одно и то же.

Однако первое впечатление оказалось обманчивым, и, когда дело дошло до разговора, Беспалов проявил полную адекватность. Более того, прекрасную реакцию и завидное остроумие.

— Я не отниму у вас много времени, — сразу извинился Денис, понимая, что у академика наверняка есть множество гораздо более важных и интересных дел, нежели беседы с частным детективом. — Но Эренбург в коме, и мне приходится разговаривать со всеми, с кем он встречался в последнее время, работая над репортажем. А разговор с вами особенно ценен, так как Эренбург пришел к вам как к эксперту, человеку с обширными знаниями о современной российской науке и наших ученых, причем встречался с вами буквально за день до нападения на него…

Тут Денис несколько привирал: на самом деле он понятия не имел, с какими мыслями Эренбург шел к Беспалову. Но сыщику очень хотелось, чтобы академик отнесся к разговору максимально серьезно. Ему и так стоило немалых трудов сюда пробиться, пришлось подключать госпожу Леви, а иначе в секретариате РФФИ (Российского фонда фундаментальных исследований), где трудился академик, Дениса уверяли, что на ближайшие недели три у Сергея Сильвестровича расписана каждая минута.

— Да, мне говорили, что Эренбург стал жертвой нападения… Вы думаете, его избили потому, что он журналист? — поинтересовался академик. — Его работа — причина нападения?

— Да, — кивнул Денис. — И поверьте, у меня есть все основания так думать.

— Хорошо. И чем же я… чем мы можем вам помочь?

В кабинете Денис и академик были не одни. За спиной Беспалова уютно расположился, попыхивая трубкой, симпатичный бородач лет сорока. На телохранителя он не тянул — слишком вальяжен, да и зачем академику телохранитель, на секретаря — тоже. Скорее ассистент.

— Мой неоценимый помощник — Борис Рудольфович Керн, — подтверждая догадки Дениса, представил бородача Беспалов. — Борис Рудольфович присутствовал и при нашем разговоре с Эренбургом, так что, я думаю, вы не будете возражать против его участия в нашей беседе?

— Ни в коем случае, — заверил Денис. — Поскольку вам теперь известны обстоятельства нападения на Эренбурга, вы, наверное, знаете также, что он проводил собственное журналистское расследование серии убийств российских ученых?

— Да, — ответил академик, — он сам сообщил мне об этом.

— А Эренбург сказал вам, кого подозревает? Назвал фамилии или хотя бы в общих чертах изложил свои умозаключения?

— Разумеется, нет.

— Разумеется?