Гении исчезают по пятницам

— Лечу, внученька, лечу, да толку от этого никакого, так — пустая трата денег, а пенсия у меня маленькая — на хлебец да внукам на мороженое. Внучков у меня трое, старшенький уже школу заканчивает, а младшенький только-только пошел. Да ноги бог с ними, вот сосед у меня давеча всю ночь с дружками гулял — ох, голова болела!..

— А вы, бабушка, из какого подъезда?.. — как бы для поддержания разговора поинтересовалась Ирина. — У нас тут сотрудник где-то в этом же доме живет…

— Да вот из этого. — И старушка махнула высохшей рукой на подъезд Торопова. — Ой, как голова болела!.. Никогда со мной такого не было — вверху музыка бухает, а у меня в голове тоже бухает, да еще громче. А вчера в газете прочитала, что это… как его, клятого… резонанс. Если в него попал — все. И богу душу отдать недолго. Сосед, правда, нечасто гуляет, но давеча всю ночь шумели, никак угомониться не могли.

— Это такая светлая старенькая машина?

— Не-е, огромная, черная, как внучок мой говорит, «сарай на колесах». А светло-коричневая, такая поношенная, это у Валика из восемнадцатой. Тот вообще человек тихий, ну иногда машина эта рычит под окнами, я ведь на первом этаже живу, иногда даже среди ночи взрыкнет, а так его не слышно и не видно. Нелюдимый он какой-то. «Здрасте — до свидания» — и то через раз. А он, стало быть, и есть твой сотрудник?

Ирина раздумывала, что ответить: с одной стороны, подтвердишь, можно будет узнать побольше, а с другой — считай, крест на твоей конспирации, какой бы нелюдимый ни был этот Торопов, старушка не преминет ему разболтать, что сидела, дескать, с его коллегой, беседовали…

К счастью, старушка про свой вопрос мгновенно забыла или расценила молчание Ирины как молчаливое согласие. А может, Торопов как объект для сплетен ее не занимал. Другое дело — владелец «сарая».

— Вовка-то, крутой, когда месяцами не гуляет, а когда через день. Да так, что люди всю ночь заснуть не могут. Совсем всех извел — на него и писали, и звонили в исполком, а все без толку.

— Да-а, — посочувствовала Ирина, — бывает.

Посидев со старушкой еще немного, но больше ничего полезного не узнав и Торопова не дождавшись, Ирина отправилась домой.

Сыщики

Немногие знают, что московская прописка — это не юридический факт, а особое состояние души, которое позволяет не замечать многие житейские неудобства вроде внезапной проверки документов или хотя бы переносить их спокойно.

Ирина Сибирякова была коренной москвичкой, по крайней мере, ее папа с мамой и дедушки с бабушками точно родились в городе-герое и здравствовали тут и поныне, о чем нашлись сведения в телефонных и адресных базах данных, в которых пошуровал компьютерный гений Макс. Он достал оттуда домашний адрес и телефон Сибиряковой, и пока что для установления наружного наблюдения этого было достаточно.

В половине восьмого утра сыщики «Глории» сидели в своей «девятке» и ждали, когда же наконец из дома выйдет объект их наблюдения, у которого смена, то бишь рабочий день, начиналась с девяти часов. А ведь нужно было еще ехать.

Ирина Сибирякова жила в шестнадцатиэтажной башне на улице Удальцова. До работы она, видимо, добиралась на перекладных: сперва на маршрутке до метро «Проспект Вернадского», а оттуда с двумя пересадками к своей станции «Скорой помощи», на бульвар Яна Райниса. Хотя не исключалось, что до метро она может дойти и пешком. Сибирякова жила на третьем этаже в двухкомнатной квартире с балконом.

Щербак с Головановым уже не меньше получаса без особой надежды рассматривали ее окна, и вдруг Сибирякова появилась на балконе — всего лишь в легкой маечке, а вот что там на ней ниже пояса, сыщикам разглядеть, увы, не удалось. Сибирякова оказалась миниатюрной блондинкой, волосы собирала на затылке и носила очки, короче говоря, была бы похожа на учительницу, если б только выглядела посолиднее. А так — тянула на старшеклассницу, не больше. Однако же двадцать шесть лет, Первый мединститут, интернатуру закончила, никуда не денешься — настоящий доктор, все как у больших.

— Вот ведь, блин, мышка-норушка, — сказал Голованов. — Помяни мое слово, Коля, очень уж подозрительная барышня. Только две недели, как на «скорой» пашет, а уже вляпалась в такое совпадение: и на сердечный приступ Кропоткина — она, и на аварию с Эренбургом — тоже.

Об этом уже было достаточно говорено-переговорено, так что Щербаку вовсе не хотелось пускаться в новые досужие размышления. И потому он весело уточнил:

— Мышка — как? Мышка-«наружка»? Остроумно. Ценю. Шутка юмора — это мы понимаем, да…

— Над кем смеешься, начальник? — хмуро буркнул Голованов. — Над собой смеешься.

— Кто начальник? — возразил Щербак. — Кто тут у нас начальник?

Мышка-«наружка» исчезла с балкона.

В принципе Щербак был прав: и конкретно в их паре, да и в «Глории» (в отсутствие, разумеется, Дениса), старшим всегда считался Голованов.