А разговор у них состоялся не за жизнь. И даже не за смерть. А за кровь. Но сначала Мо пришлось поработать. Асаф Кутдусович оказался довольно молодым, по виду – ровесником Мо, хмурым и нелюбезным брюнетом. Убеждать его пришлось и по-человечески, и по-альфаировски. Магомед совершенно взмок от усилий, чувствуя, как бежит пот между лопаток, как буквально встают от напряжения волосы на затылке. Подчинить доктора, хотя бы минимально и ненадолго своей воле, оказалось гораздо сложнее, чем проделать то же самое с медсестрой. На Асафа Кутдусовича совершенно не действовала фирменная улыбка, да и улыбаться Мо не хотелось. Пришлось действовать грубее, хотя Мо был уже на пределе своих сил. Помогло ему то, что и Асаф Кутдусович выглядел тоже уже порядком уставшим – непростой у него выдался день, видимо.
А потом Мо слушал негромкие слова, перемежающиеся паузами, когда врач заглядывал в историю болезни. Что-то про анемическую кому, распад эритроцитов, нарушение синтеза гемоглобина. Про вероятно наследственное заболевание и переливание крови, к сожалению, не давшее положительного результата. Пока не давшее.
Дальнейшее он потом вспоминал смутно, отрывками. Видимо, он прыгнул выше своего второго уровня. Или близко подошел к собственному пределу возможностей, которого он по-настоящему и не знал. Но он заставил затюканного тяжелым днем и давлением чужой воли доктора произвести прямое переливание крови. Без всяческих анализов на группу, резус и прочее. “Я ее брат”, – прямой взгляд в глаза врачу, подкрепленный давлением воли готового идти до конца Альфаира. Это в очередной раз сработало. Всегда Мо это умел? Или только сейчас научился вдруг? Удивляться и анализировать он будет потом.
Вместо положенных трехсот-четырехсот миллилитров Магомед настоял на восьмистах. Когда встал с кровати, его повело. Но был уверен, что сделал все правильно. Теперь у Альки есть шанс перенести путешествие. Лишь бы он сам смог.
Слегка дезориентированный Асаф Кутдусович ушел по своим ночно-дежурным делам, а Мо дал себя под ручку увести медсестре, чаю попить. Чай был очень вкусен – горячий, сладкий. Очень вкусным казалось и крошащееся в непривычно дрожащих пальцах печенье, и подтаявшая шоколадка с изюмом и орехами. Он прихлебывал чай, привалившись затылком к стене, что-то отвечал любопытной девчушке, которая, он был уверен, ранее называла свое имя, но он теперь не мог вспомнить – вот хоть убей. Отвечал преимущественно односложно или кивками, думая о том, что надо, надо собраться с силами. Вот только еще одну кружку выпьет. “Вы пейте, пейте, Магомед Алиевич, – потчует его медсестра. – Вам надо много пить, жидкость потерянную восстанавливать”. Он послушно пил. Целых три кружки. А потом под предлогом “сходить в туалет” вернулся в палату к Альке. Пальцы трястись перестали и получилось аккуратно вынуть иглу из руки сестры. Привычно подхватил женское тело на руки, разогнулся. Отнятые восемьсот миллилитров коварно ударили в ноги, подогнули колени, он чудом не упал, привалившись спиной к стене. Нет, только не на самом пороге, когда он почти все сделал! Но нет возможности собраться с силами, да просто самих сил нет, еще чуть-чуть – и он просто разожмет руки. Надо возвращаться сию минуту и будь что будет!
После. Мика, Лина, Фарид, Михаил, София, Тагир, Мо и Алия.
- Портал! – Миша резко садится на топчане.
- Что – портал? – не сразу понимают его. А потом на ноги подскакивает Мика.
- Мо вернулся!
В распадке они увидели две лежащие на земле фигуры, обе без признаков жизни. Выглядело это совсем не оптимистично, а в свете фонаря и занимающейся зари было отчетливо видно, как из-под обшлага куртки с запястья левой руки Мо стекает кровь, обильно капая на черную землю.
Первыми к Мо и Алие подоспели Лина, Мика и старший из братьев Куркиных. Тагир споро подхватил на руки лежащую на холодной земле в одной тонкой рубашке девушку. Лина, упав на колени, приподняла голову Мо, Мика стащила с его левого плеча куртку. Выругались сестры синхронно, синхронно же посмотрели на безвольно висящие руки Алии.
- Он отдал ей свою кровь! – пальцы Лины ложатся на кровоточащий внутренний сгиб локтя Магомеда.
- Вот он не мог без этого!.. – шипит Мика. – Пижон! Выпендрежник!
- Что за манера, – негромко произносит Мо, приоткрывая один глаз, – говорить о человеке гадости за глаза?
- Как ты?!
- Бывало и лучше, – он морщится, потом переводит взгляд на Мику. – Кажется, я говорил тебе никогда больше ко мне не прикасаться?
Мика так резко убирает свои пальцы с его руки, будто та раскалилась. И на ноги встает так же резко.
- Нам нужно домой!
- Мо, ты сможешь дойти до села? – Михаил пытается сгладить резкость слов Мо.