- Чудак-человек! – рассмеялся от души один из двух собеседников, прячущихся за шасси Як-40 от косого жалящего ветра. Впрочем, укрытие это весьма условно. Ветер переменчив так, что сердце красавицы по сравнению с ним казалось бы образцом верности. Постоянен он лишь в одном – дует с точно отмеренной яростью, так, чтобы причинять максимальное неудобство тем, кто имеет глупость или необходимость выйти из теплоты укрытий. – Надеялся он! Не верю. Сколько у тебя арктического летного стажа? Тридцать лет?
- Двадцать восемь.
- Такие, как ты, на надежду не рассчитывают. Иначе не выживут.
- Это да, – соглашается пилот самолета. – Но сводка что-то совсем не радует.
- А чего ты хочешь? Арктика – кухня погоды.
- Ну, так подсуетись на кухне, однако! Не мог там подшаманить у себя на метеостанции?
- Облака разогнать? Снег выключить? Ветер убавить?
- Все сразу!
- Да ветерок-то так себе, всего метров пятнадцать-шестнадцать. Спокойно. Успеешь. Еще пара часов у тебя есть.
- Да что-то не торопится высокое начальство на материк возвращаться, – пилот делает пару шагов, выглядывая из-за шасси. – Ага, ну, наконец-то!
- Вот видишь. Ну, ладно, давай прощаться. Спасибо за гостинцы.
- Да надо же ребенка баловать. Скучно ему тут с тобой.
- Некогда нам скучать, – скупо улыбается собеседник пилота, щурясь от ветра со снегом. Ворот малицы, ресницы, брови покрыты инеем. Но волосы на его голове и лице белы и без снега. – Ладно, бывай! Ни пуха, ни пера!
- К черту! – отвечая на рукопожатие. – Ты на чем назад, на вездеходе?
- Баловство эти ваши вездеходы.
- Что – паровоз – хорошо, пароход – хорошо...
- ... и самолёт – ничего, – подхватывает метеоролог, – а олени лучше!
- Пап, можно мне конфету?
- До дому не дотерпишь?
- До дому еще ехать сколько...
- Можно, – вздыхает мужчина, поправляя капюшон малицы сыну. – Одну только!
- Много же? – возражает мальчик. Ему восемь, но для своих лет он довольно высок.
- Следующие будут не скоро.
Быстро запустив руку в коробку, ребенок достает давно присмотренную конфету – восхитительно-круглую, в алой с золотым обертке. Сев на нарты и повернувшись спиной к ветру, не торопясь, не обращая внимания на кусающий руки ветер, почти благоговейно разворачивает фантик. Смотрит на шоколадный шарик, а потом, в одно движение, закидывает сласть себе в рот и зажмуривается от наслаждения. Даже когда сани трогаются с места, он не открывает глаз.
- Пап, а что ты сегодня приготовишь?
- А что ты хочешь? – отец кладет рядом с собой харей. Олени знают дорогу и бегут быстро, хотя немного проваливаются в снег.
- Гречку с тушенкой? – в голосе мальчика звучит надежда.
- Хорошо, – смеется мужчина. Затаенная горечь все равно просачивается в его слова, но младший сын еще слишком мал, чтобы ее услышать.
- Пап, слушай! – ребенок придвигается вплотную к отцу. – А я чаек сегодня видел!
- Чаек? Точно? Ты не ошибся, Асхат?
- Точно-точно! – мальчик явно возбужден. – На берегу! На бочке сидели две чайки!
- Значит, что? – экзаменует отец сына.
- Весна скоро!
- Ну, не скоро. Но уже потянуло понемногу весной.
- Пааап... а, пааап...
Петр вздыхает.
- Только одну! И все!
Быстро, пока отец не передумал, Асхат достает из коробки наугад еще одну конфету. В этот раз обертка зеленая, с нарисованной белкой. Асхат знает, что это белка, но видел их только на картинках, в отличие от зайцев – их он видел много. Разворачивает конфету и засовывает ее за щеку, чтобы продлить удовольствие. Какие же они вкусные – конфеты! Надо будет тайком от отца Пашку одной угостить. Мальчик вспоминает о своем лучшем друге, знает, что Пашка там скучает. Ничего, скоро они будут дома. Это “скоро” не меряется ни километрами, ни часами. Скоро – это значит, доберутся живыми и невредимыми. А для Севера – только это и важно.
За спиной летит снежок, мчатся нарты с кручи...
До. Лидия и Мо.
Стороннему наблюдателю показалось бы, что стоящая у ограды старенькой сельской церкви немолодая светловолосая женщина пребывает в глубокой задумчивости. Или любуется лесом, начинающимся на соседнем пригорке. Или мечтает о чем-то своем – ведь мечтать людям свойственно в любом возрасте. На самом же деле она разговаривает.
- Как ты, сын?
- Хочу приехать к тебе на выходные.
- Сынок, радость-то какая! Я же... А у тебя точно все в порядке?
- Да, мам. Просто хочу тебя увидеть.
- Приезжай, родной. Жду. Лепешек твоих любимых напеку, молочком парным тебя отпою.
- Хорошо, договорились.
Он терпеть не может парное молоко. Но исправно пьет его в каждую встречу с матерью. Они видятся слишком редко, чтобы расстраивать ее по таким пустякам.
- Ну что, ты по-прежнему ведешь теологические диспуты с батюшкой, доводя его до нервных приступов?
- Не преувеличивай, – женщина негромко смеется, а потом не может удержаться – гладит сидящего за столом мужчину по плечу. – И потом – что тут еще делать? Отец Владимир хороший человек. Только очень... упертый.