Гений пустого места

К «непрестижным» относились унылые хрущевские поселения вокруг небольшого заводика и двух научных институтов. В одном из них Хохлов проходил студенческую практику и знал, что институт именуется «почтовым ящиком» и занимается «секретными разработками», а что именно производит заводик, он никогда не подозревал. В хрущевских поселениях водились самые отпетые бандиты, самые горькие пьяницы, самые многодетные семьи и самые неудачливые инженеры, которые так и не смогли отстоять свое законное право и выбить из начальства квартирку получше.

Микрорайон назывался почему-то Романовка, хотя ни о каких Романовых или романах там никто отродясь не слышал. Говорили, что так называлась деревня, на месте которой потом построились «хрущобы», так ли это было – неизвестно.

Дружить с выходцами из Романовки считалось делом опасным, и с припозднившихся с электрички граждан там до сей поры сдергивают шапки.

«Престижным» считался район возле скверика, где жила их старая подруга Родионовна и где унылые хрущевские пятиэтажки чередовались с помпезными сталинскими домами, построенными в пятидесятых для ученых. Дома считались хорошими, хотя в них то и дело прорывало отопление и почти не текла горячая вода, ибо после кончины «отца народов» прошло уж больше чем полвека, и за эти полвека их ремонтом отродясь никто не занимался. Пьяненькие сантехники, в духе журнала «Фитиль», гремели советскими фибровыми чемоданчиками, смолили вонючие самокрутки и говорили жильцам, что «льеть кипяток, туды ее в качель, а как ему не лить, когда трубы – решето, того гляди из унитазов попрет!». Жильцы пугались и как приговора ждали, когда «попрет» из унитазов, и писали жалобы в мэрию, а оттуда отвечали, что на ремонт «нет бюджета».

Еще был престижный район на самой окраине – там строили кирпичные коттеджи и опрятные невысокие домики, этажей в шесть, и там была «инфраструктура», то есть свои сантехники с мобильными телефонами, своя помойка и свой магазин, но зато вокруг простирались свекловичные поля и пустырь до самой Москвы-реки, и Хохлов не хотел туда переезжать, предпочитал жить в центре.

Он купил квартиру неподалеку все от того же скверика с Циолковским, сделал в ней евроремонт, то есть побелил все стены и на пол настелил ковролин, и в первый же месяц его залил верхний жилец, глухой интеллигентный дедок, доктор наук, учитель и наставник Виктора Ильича Авербаха. Дедок открыл в ванной воду, чтобы набралась, ибо вода из труб не шла, а «сикала», как выражалась мать, и уселся смотреть программу «Время». Что-то в этой самой программе взволновало его до глубины души, и про ванну он позабыл, а вода все «сикала», и «насикала» целую ванну, и перелилась, и затопила Хохлова. Стены и потолки стали серыми, ковролин вздулся, потемнел и пошел фиолетовой химической плесенью, и Хохлов решил, что наплевать, затевать новый ремонт он ни за что не станет.

Галчонок добавила в его «берлогу» неповторимый штрих – разбросала везде свои вещи, которые Хохлов называл литературно «разными капотами», а не литературно так, что и повторить невозможно, и разложила книги по информатике, чтобы Хохлов не забывал о том, что она не просто домашняя хозяйка, но еще и студентка – видите, учится, вот и книжки кругом разбросаны, все как у настоящих студентов!..

Он приехал рано, Галчонка не было дома.

Не иначе к мамаше побежала или к недавно родившей подруге Тане. Вдвоем с подругой они рассматривали младенца и обменивались бессмысленными замечаниями о его, младенцевой, попе – одной казалось, что попа «пошла прыщами», а другая считала, что это не «прыщи, а аллергия». Бабушка с одной стороны утверждала, что это от памперсов, и младенца «переводили» в пеленки, а бабушка с другой стороны утверждала, что это от грудного молока, и тогда Таню «переводили» на другой рацион. Мамаша Галчонка считала, что это от экологии, потому что самолеты летают над городом и распыляют то, что она называла «рецепелентом», видимо, объединяя «репеллент» и «рецептор» – ни тот ни другой не имели никакого отношения к делу! – и от этого совершенно нет зимы и у всех повально прыщи на разных местах, а тетя Галчонка считала: это от того, что во время беременности Таня пила витамины, а нынче витамины – чистая химия, вот младенец и страдает.

Хохлов был в курсе всей этой объединенной женской вакханалии, сочувствовал младенцу и был уверен, что у него, послушай он эти разговоры, сделалось бы воспаление мозга.

На всякий случай с порога он позвал:

– Галчонок!

Не получил ответа, совершенно расслабился и решил, что не станет думать ни о чем, пока не напьется чаю.

К чаю были хрустящие печеньица. Хохлову стало немного стыдно, что он увлекается таким «женским» лакомством, и живот в последнее время приходилось втягивать, чтобы нравиться себе в зеркале, но ему всегда было грустно пить чай «просто так», «без всего», так что печеньица он исправно покупал. От них пахло сдобой, настоящей сдобой, а не какой-то там ерундой, и он съел примерно полкоробки, запивая чаем.