Гений пустого места

— Я не знал, что ты в такси устроился работать, — сказал Хохлов и шагнул вперед. — Если бы знал, я бы раньше все понял! А так мне все время казалось, что я где-то делаю ошибку — ну, не мог Кузя чужому человеку рассказать про свои несметные сокровища и про то, что он теперь заживет по-другому! А все дело в том, что человек был не чужой, а свой! Уж такой свой, что ближе некуда! Кузя подрался с Димоном, сел к тебе в машину и стал жаловаться, что Пилюгин на него наезжает, а он, Кузмин, теперь богатый человек, миллионер почти! Чем ты его стукнул, Максим? Бутылкой? Монтировкой?

— Да… ты… ты… что ты городишь, мать твою!..

Максим Кузмин зацепился за что-то ногой, ухватился за стул, стул поехал и загрохотал.

«И о погоде, — вещал телевизор бодрым женским голосом. — С прогнозом на завтра вас познакомит научный сотрудник…»

Хохлов мимолетно удивился тому, что жизнь не кончилась, что телевизор продолжает бодро болтать о погоде, и научная сотрудница с жеманными губками что-то говорит и водит руками, показывая циклоны и антициклоны!

— Я никого не убивал! Я не убивал!

— Ты убил. Ты ударил его так сильно, что он… умер. И ты еще возил его, мертвого, по городу, хватило у тебя выдержки! Ты приехал в общагу, нахлобучил его шапку и пошел искать эти самые миллионы! Не нашел и решил, что они у Арины, про нее ты все знал, и пошел к ней, и стал искать там, и опять не нашел! Зато ты бросил у нее свою шапку, и я понял, почему Кузя оказался в сугробе в мороз без нее! А Кузю ты свалил возле дома Пилюгина. Ты знал, что женщина гуляла с собакой и видела, как они дрались, и был уверен, что все спишут на него, и так оно и вышло! Поначалу…

Теперь Максим отступал к окну, а Пилюгин и Хохлов надвигались на него, и Хохлов говорил не останавливаясь:

— Димона забрали, но я знал, что он не мог Кузю убить! И я стал искать, и нашел зажигалку, на которой было написано «городское такси»! А потом ты избил Родионовну, и у нее я нашел шапку. Только вот у Кузи был портфель. Куда ты его дел? Выбросил? Или пожалел?

Максим вдруг сделал странное движение глазами, в другое время Хохлов ни за что не заметил бы этого, особенно в неверном свете прогноза погоды, который, кажется, все продолжался в телевизоре, но сейчас он замечал все.

Он был на войне и больше всего на свете хотел, чтобы война эта закончилась и он с победой вернулся бы домой, к Родионовне, Тяпе и щенкам! Он не мог себе позволить чего-нибудь не заметить!..

Большими шагами он подошел к серванту, у которого одна дверца была оторвана, и вытащил из-за него синий Кузин портфельчик, который тот получил на какой-то научной конференции.

— Не выбросил, значит, — сказал Хохлов. — Себе приберег? Или кому подарить хотел?

— А пошел ты, сволочь! — крикнул Максим Кузмин. — Когда он мне стал говорить, что у него теперь полтинник долларов, я чуть с ума не сошел! Я копейки считал, на десятку в день жил, одни супы из пакетов жрал, а он, гнида, столько денег огреб! И еще хвастался, как на этой суке женится, на курорт ее повезет! Ладно бы вкалывал, а то всю жизнь жопу протирал!

Он орал, изо рта у него брызгало, и Хохлов брезгливо посторонился.

— Мой брат, мой собственный брат, твою мать! Всю жизнь я только и слышу, какой он умный, какой гениальный! Какой гениальный, твою мать? Урод! И мне заливал, что деньги уже получил, мол, они у него в кармане! Ну, я и дал ему по башке! Просто так дал, а он хлипкий, зараза! Глаза завел, голову запрокинул, и того!.. А денег-то у него не было! Не было у него бабок!

— Ты все врешь, сука, — произнес Хохлов на ровной ноте. — Ты ударил его не кулаком. Ты его ударил чем-то тяжелым в висок. И смеешь говорить, что не собирался убивать?! В суде все расскажешь!

— Вот тебе суд! Видал? Хрен тебе собачий, а не суд!

Максим кинулся к окну, ударил в хлипкие створки, стекло ахнуло и жалобно зазвенело.

— Держи его!! — заорал Пилюгин, но Максим уже перемахнул через подоконник и пропал.

— Твою мать!! Мать твою!!!

Голова к голове они высунулись в окно.

Черный человек лежал на белом тротуаре. Он силился подняться и никак не мог, он даже ползти не мог, хотя подтягивался на руках и подтаскивал странно вывернутые ноги.

— Третий этаж, — сказал Пилюгин, тяжело дыша. — Небось ногу сломал.

— Лучше бы он шею сломал, — пробормотал Хохлов. — Вызывай ментов, Димон. Все. Конец истории.

И они посмотрели друг на друга, а потом еще раз вниз и одинаково стали тащить из карманов мобильные телефоны, а после Хохлов осторожно поставил Кузин портфельчик на стул, и холод вваливался в распахнутое окно, и внизу стонали и матерились, и залаяла какая-то собака, и…

* * *

…и Родионовна решила, что он должен повесить этого самого тряпичного ангела почему-то обязательно перед работой.

Он не спорил. Кто же спорит с беременными?!