Пришлось встать возле самой помойки. Завтра с утра сюда потянутся пенсионеры с ведрами и будут его ругательски ругать, потому что прямой доступ к такому замечательному месту практически перекрыт, а еще с рассветом на помойку слетятся голуби, божьи птички. Голуби изгадят всю машину, кляксы помета замерзнут и впечатаются в краску, и не отмыть их будет, не оттереть, и придется Хохлову с голубиными метками ездить!..
Впрочем, недолго, ибо завтра он купит трактор и будет ездить на нем.
Хохлов выбрался из машины как раз в ту сторону, где в рядок стояли ящики, и сразу же почувствовал непередаваемый запах, который не мог заглушить даже ядреный русский мороз.
Тут телефон у него зазвонил, и он подумал, что вдруг это Галчонок одумалась и можно теперь поехать домой переночевать, а к Лавровскому не переться!
Звонила мать.
— Митя?
— Вася, — представился матери Хохлов.
— Мить, ты где? Я домой звонила, а там никто трубку не берет!
Галчонок страдает и не отвечает на звонки, понял Хохлов.
— А я… к Димке поехал, мам. Нам поговорить нужно.
— К Лавровскому?
Хохлов промолчал. Он терпеть не мог, когда ему задавали такие вопросы. Все ему казалось, что таится в них ущемление его свободы и вообще поражение в правах. Ну какая разница, к какому именно Диме он поехал?! Матери до этого что за дело?! Ее сыночку сорок лет скоро, а она все спрашивает, все выясняет, все беспокойство проявляет! Зачем, зачем?.. Сидела бы перед телевизором, смотрела бы телеканал СТС, пила бы свой смородиновый чай да перекликалась с отцом, который в последнее время стал глуховат, — отличная жизнь!
— Мить, а когда ты вернешься?
— Куда… вернусь?! — Ему вдруг показалось, что мать знает о его ссоре с Галчонком, и он насторожился.
— Ну, домой-то когда поедешь?
— А что такое?
— Да не ездил бы ты по ночам, — с сердцем выговорила мать. — Сам знаешь, какая нынче обстановка.
— Какая обстановка, мама?!
— Криминогенная, — твердо сказала она. — А криминогенная обстановка очень опасная.
— Все будет хорошо, — уверил ее нежный сын. — И не приставай ко мне, мама!
Она вздохнула.
Когда она задавала дурацкие, с его точки зрения, вопросы, он раздражался до невозможности.
А когда она вздыхала, он чувствовал себя скотиной и раздражался еще больше.
— Мам, пока, — скороговоркой произнес Хохлов, — отцу передавай привет и скажи, чтобы он сам подфарники не ставил, я завтра пришлю кого-нибудь, и машину отвезут на сервис.
— Какой еще сервис, Митя! Это же очень дорого! Папа отлично сам поставит в гараже!
— Мама, я знаю, как он поставит! Сделает на соплях, а потом все равно придется в сервис ехать!
— Митенька, он машину водит уже пятьдесят лет, и, я думаю, он знает…
— Мам, короче, все. Завтра у него машину заберут и завтра же вернут, поняла?
— Поняла, — ответила мать тихо, — все поняла.
Хохлов перелез через сугробы на более или менее расчищенную дорожку и зашагал к подъезду.
Неужели в таком возрасте я буду на них похож?! Да быть того не может! Неужели я тоже не буду слушать разумных советов, все стану переиначивать по-своему, отказываться от того, чтобы мои дети решали за меня все проблемы, а я бы тихонечко сидел в углу и пил свой смородиновый чай? Неужели я тоже буду таким упрямым и перестану понимать жизнь, и меня придется все время тащить в светлое будущее, как мула на веревке, а я превращусь в ретрограда и старую перечницу?! Не может, не может такого быть!.. И чего им не хватает?! Всего им хватает! И ничего не нужно — сын обо всем заботится! И решать ничего не приходится — сын давно уже все порешал, и затруднений никаких у них быть не может, потому что он, Хохлов, давно уже ликвидировал все затруднения в их жизни!
Вот так примерно думал тридцативосьмилетний Дмитрий Хохлов, оскальзываясь на ледяной дорожке, которую экономный дворник лишь слегка поперчил песочком, и невдомек ему было, что все вопросы, которые он себе задает, давно уж заданы, и ответа на них нет и быть не может, и великий русский писатель Тургенев даже книжку на сей счет придумал и назвал ее «Отцы и дети»!
Хохлов уже потянул на себя скрипучую подъездную дверь, когда телефон у него снова зазвонил.
Не иначе отец с разъяснениями, что на сервис он никогда в жизни не поедет, а будет сам в гараже на морозе ковырять свою машину, и вообще, врагу не сдается наш гордый «Варяг»!..
Звонила Арина.
— Ты чего? — не поздоровавшись, спросил Хохлов и придержал дверь, чтобы она не стукнула его по лбу.
— Привет, Мить.
— Здорово.
На том конце тихонько вздохнули, но он услышал.
— Ну что?
— Да ничего особенного, — сказала Арина с досадой. — Кузя решил на мне жениться, представляешь?..
— Как?! — поразился Хохлов.
— Как, как! Обыкновенно! Как люди женятся?
— Кузя решил на тебе жениться?! — переспросил Хохлов, будто не веря себе, и захохотал.
— Мить, ты хочешь, чтобы я обиделась?
— Ничего ты не обидишься, — уверил ее он. — Ерунда какая!.. А Кузя что? Предложение сделал?
— Представь себе, сделал!
— Ну, он же говорил, что после Катьки-заразы ни на ком больше никогда не женится!
— Это он раньше так говорил, а теперь говорит, что… ну, короче, он просит меня выйти за него замуж.
— А ты что?