Гений пустого места

— О чем? — Она потрепала его по волосам и нежно взяла за ухо. — О том, что плохой мальчик Дима украл у своего лучшего институтского друга мешочек денежек? Ты думаешь, он тебя простит?

Лавровский отшатнулся от нее, словно она сунула ему в лицо змею.

— Ира… — начал он, и губы у него затряслись. — Как ты можешь?..

— Я? — Она пожала плечами, вытянула ногу и снизу вверх подтянула на длинной ноге чулок. — А что такое? Я, милый, теперь все что угодно могу тебе сказать! Мы же с тобой теперь навсегда вместе!

— Я ничего не крал! — крикнул Лавровский, именно он крикнул, а никакая не бедная овечка. — Я ничего не крал! Я не вор!

— Да что ты говоришь? — протянула она и усмехнулась. Она надевала пиджак и посматривала на себя в зеркало. — Кстати, мне не нравится твое настроение. Это неправильное настроение, Димочка, и оно меня пугает! Сделай так, чтобы оно меня больше не пугало, хорошо?

— Ира!!!

— Ну что ты шумишь? — Она собрала волосы в хвост и поморщилась, когда зацепила ими за пуговицу. — Ты хочешь, чтобы все соседи были в курсе нашей большой любви? Мне пора на работу. Я и так убежала всего на часок и начальнику ничего не сказала, девчонки обещали меня прикрыть. Хочешь, оставайся! Посмотри телевизор, кофейку попей. Ты знаешь, где у нас кофе?

Лавровский с ужасом смотрел на нее.

— И привыкай, привыкай, милый! Теперь это твой дом. — И она повела рукой вокруг.

— Это не мой дом, — выдавил Лавровский. — Как же ты не понимаешь, что я не могу!.. Не могу!..

— Ты все можешь, — отрезала она и в зеркале посмотрела на него. Ее взгляд через зеркало показался ему убийственным, словно она прикидывала, как станет избавляться от его трупа. — Ты просто устал, Димочка, милый! У нас все хорошо. У нас все замечательно, а потом будет еще лучше. Мы с тобой молодцы, ну! Мы же победили!

— Я погиб, — прошептал Лавровский, взял себя руками за виски, как в театре, и зашатался из стороны в сторону. — Я погиб.

И больше всего на свете ему вдруг захотелось, чтобы ничего этого не было, чтобы все стало как прежде — когда он еще любил Светку, а Светка любила его, когда она носила свитера с высоким горлом и пела про солнышко лесное. Ему захотелось домой, на родной, привычный, уютный диван, и чтобы Светка подумала, что он заболел, и приносила бы ему питье в привычной кружке с желтым цветком на боку, чтобы жалела его, а он бы все-все ей рассказал, и вдвоем они бы уж придумали, как им жить дальше!..

Впрочем, все это глупости.

Нельзя вернуть то, чего нет, а стать Пилюгиным он не может!.. И сейчас у него есть только это — холодная чужая женщина с ярко накрашенным ртом и взглядом несостоявшегося убийцы, крохотная чужая квартирка, заваленная барахлом, темная комнатка с голым замерзшим тополем за давно не мытым стеклом и сознание того, что он совершил непоправимое, страшное. И все родное и хорошее, что было когда-то, теперь… не его!

— Димочка, ты мне надоел, — заявила Ира. — Прекрати истерику. Если не хочешь оставаться, надевай штаны, и я тебя отвезу к твоей дуре-женушке. Только учти, что долго я этого не потерплю, хватит с меня. Побаловались, надо и по-человечески пожить!

— Что значит по-человечески? — зачем-то спросил Лавровский.

— А то и значит. — Она швырнула в него брюками так, что они попали прямо ему в физиономию. — Мне уже двадцать восемь, и я только один раз замуж сходила! В девках куковать до старости неохота, а теперь я невеста с приданым, да, Димочка? Так что ты или женись, или, милый мой, выметайся из моей жизни навсегда. Понял, солнышко? Или еще раз объяснить?

— Ира! Я… не могу. Я должен с Хохловым…

— Вот с Хохловым ты как раз ничего и не должен, — сказала она и опять посмотрела на него так, что ему захотелось, как маленькому, втянуть голову в плечи. — Муженек, светлая ему память, мне не только машину оставил и барахло всякое! — И она пнула ногой розовый пуфик, который покатился и бесшумно стукнулся о кровать. — Он же в бандитах ходил, Витюся мой! У меня, солнышко, связи есть всякие разные, хорошие! Так что ты учти это на будущее, когда к своему другу каяться пойдешь! Сто раз подумай, Димочка, а потом иди. А то, неровен час, случиться что-нибудь может, не с тобой, так с детьми.

Лавровский заплакал:

— Ира!!

— Ты едешь или не едешь? И подумай, подумай, Димочка! Я же тебя не заставляю на мне жениться! Но тогда придется отступные платить! Ты мне заплатишь, Димочка?

И она снова присела рядом с ним, прижалась щекой к голому холодному плечу и слегка пощекотала под ребрами.

Да. Не повезло. Не мужик, а так, ерунда какая-то, тряпка и тюфяк. Хотя все равно, свою роль он сыграл и все, что нужно, проделал как миленький. Теперь следует подумать, что с ним дальше делать, не держать же на самом деле при себе! А то он вон в какой истерике, еще дел натворит!.. Не-ет, надо избавиться от него, и побыстрее, и поаккуратней, желательно так, чтобы он сам под электричку прыгнул, и…

* * *

… и тут он услышал, как в кармане у него зазвонил мобильный, но отвечать ему было некогда. Он несся на вопли, которые все продолжались, как будто из-под земли.